Влада Ольховская - Красный кардинал

— Не нужно, все в порядке.

А вот Михаил Эйлер точно не считал, что все в порядке. Он ускорился, насколько это позволяло его нынешнее состояние. Сиделка определенно забеспокоилась, но спорить с ним не решилась.

— Я его сюда не звал, клянусь, — напряженно прошептал Ян.

— Верю. Не думаю, что общение с отцом доставляет тебе большее удовольствие, чем мне. Насколько он адекватен?

— По-разному. Если будет вести себя шумно, значит, адекватность средненькая. Когда он в своем уме, он в основном молчит, а если говорит, то бьет прямо в цель.

Да, в этом образе она и помнила своего папочку: терпеливый змей, который нападает, только когда накопил достаточно яда и готов ужалить. Но старикан, выбравшийся к могиле жены, рвался в бой. Он смотрел только на Александру, словно и не замечал, что она пришла не одна.

— Почему ты здесь? Зачем вообще выбралась из могилы? Раз уж не умерла, то и не показывалась бы!

— Не сомневаюсь, что тебя бы это порадовало.

— От тебя всегда были неприятности! Чем ты думала, когда поехала туда? Сразу можно было догадаться, чем это закончится! Но нет, ты у нас умнее всех, лучше всех! Ты сама нарвалась, не смей никого винить в этом!

Если бы он был в здравом уме, он вряд ли вел бы себя так агрессивно. Но в его больном сознании, похоже, реальные воспоминания слились с какими-то непостижимыми фантазиями. Он утратил ход времени, прошлое лепил таким, как ему удобно, и не представлял, что на самом деле означает возвращение Александры.

Она не могла выплеснуть свою обиду на этого человека. Он казался всего лишь наследником того Михаила Эйлера, которого знала она. Человеком, получившим то, с чем он не в состоянии справиться.

А вот Ян этого не понимал.

— Рот закрой, — холодно велел он.

— Ян Михайлович, это же ваш отец! — вспыхнула сиделка. — Больной человек! Как вам не стыдно!

— Никак не стыдно.

— На могиле матери!

— Тем более не стыдно. Я говорю то, что наверняка хотела сказать она, просто не отважилась.

— Ну, знаете ли! Я позвоню вашему брату!

— Вы и так ему позвоните.

Пока они спорили, Александра смотрела на отца, он — на нее. И постепенно в его взгляде появлялось узнавание, взрослое, зрелое. Не возмущение маразматика, неожиданно столкнувшегося со своей фантазией, а понимание того, что происходит здесь на самом деле.

Михаил Эйлер приходил в себя. Но его глаза оставались непроницаемыми, как пролитая ртуть. Невозможно было понять, что он думает, что чувствует и раскаивается ли хоть немного.

Когда сиделка и Ян наконец угомонились, Михаил спросил, ровно и безжизненно:

— Ты действительно считаешь, что я тебе что-то должен? И что? Скажи скорее, потому что у меня не так много времени на возвращение долгов.

— А тебе кажется, что ты все сделал правильно? — усмехнулась Александра.

— Я сделал то, что должен был.

— Что же?

— Я защитил эту семью от боли.

— Которую принесла я?

— В том числе.

— И за это, значит, ты мне ничего не должен… — задумчиво произнесла Александра. Потом она резко подалась вперед и прежде, чем сиделка успела ей помешать, перехватила Михаила за заднюю часть шеи и притянула к себе, вынуждая смотреть ей в глаза. Такие же глаза, как у него. Глаза, которых наверняка не было у девушки, которую он нарек ее именем и похоронил в ее могиле.

— Да никто в мире и представить не сможет, что ты со мной сделал, — процедила она сквозь сжатые зубы. — Поэтому ты сам этого не понимаешь. Ты водрузил себя на пьедестал и уже не слезешь оттуда. Пожалуйста, сиди! Но не смей считать себя праведником, который тогда принял верное решение.

Она отпустила отца, и сиделка тут же бросилась к нему, кудахча, как курица. Скорее всего, на тонкой старческой коже образуется синяк. Ничего, не умрет! Он переживет это легче, чем Пашка, у которого наверняка случится истерика после звонка сиделки.

Александра, не оборачиваясь, направилась вниз по холму к центральной аллее. В воздухе пахло прелой листвой, и этот запах успокаивал ее.

Очень скоро Ян поравнялся с сестрой, и злым он не выглядел.

— Давай уедем на пару дней, — предложила Александра. — Лишь бы не быть здесь и не отвечать на некоторые семейные звонки!

— Да куда угодно, ты только навсегда не исчезай больше, — улыбнулся Ян.

— Нет, не навсегда, пары дней хватит… Пока не уляжется пыль. А потом мы с тобой вернемся домой — вместе.

Маленький деревянный домик терялся среди старинных елей, жизнерадостно зеленых на фоне голых ветвей и серого неба. Только что закончился дождь, сделавший запах хвои особенно ярким и острым. Птицы затихли, и осенняя тишина казалась смиренным молчанием перед приходом зимы. Ее осмелилась нарушить только музыка, лившаяся из приемника на подоконнике.