Ханс Русенфельдт - Себастиан Бергман. 5 книг

Чарльз Седерквист, освещенный прожекторами зависшего над ним вертолета.

Окровавленный и обессиленный после крушения машины.

Билли выстрелил.

Первая пуля попала Седерквисту в грудь. Круглое кровавое пятно на рубашке, которое быстро разрослось и стало бесформенным. Вторая пуля прямо в красноту. Больше крови. Но Чарльз Седерквист по-прежнему стоит. Пули в сердце должны были убить его, но он стоит на месте. Билли продолжил стрельбу. Еще шесть пуль вонзились в грудь, и рубашка настолько пропиталась кровью, что начало капать на землю.

Наконец Седерквист рухнул.

Билли опустил пистолет.

Едва дыша. В сильнейшем напряжении.

Он опять был в кабине. Расстояние снова двенадцать метров. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул через рот, сердцебиение постепенно выровнялось. Билли снова глубоко вдохнул, почувствовал, как опустились плечи, и привычными движениями заменил магазин.

Отвести затвор, позиция, поднять оружие.

На этот раз мишень изменилась сразу, как только он прицелился. Человек. Обычно его фантазии обращались либо к Седерквисту, либо к Эдварду Хинде — к людям, которых он действительно убил, но сейчас перед ним стоял кто-то другой. Кто именно, он не знал.

Ему было безразлично.

Он выстрелил.

Ему показалось, будто он слышит, как пуля вонзается в стоящее перед ним тело, видит, как она дробит кости и раздирает ткани, а потом пробивает спину и забрызгивает кровью стену. Билли продолжил стрелять, посылая пулю за пулей в середину белой груди. Девять, десять, одиннадцать… Он набрал воздуха, задержал дыхание, приподнял пистолет на несколько сантиметров и уложил последнюю пулю в центр блестящего лба. Голова от сильного удара дернулась назад, колени подкосились. Человек перед ним беззвучно рухнул.

— Последняя пуля точно стоила тебе сотни.

Вероятно, Йеннифер кричала, он отчетливо слышал ее, невзирая на наушники. Он обернулся, одновременно сдергивая их. Йеннифер стояла, прислонясь к деревянной стене, с победной улыбкой на губах и скрещенными на груди руками. Он положил пистолет на предназначенное для него место и шагнул в ее сторону. Не говоря ни слова, он схватил ее и прильнул губами к ее губам.

Она издала короткий удивленный возглас, и Билли почувствовал, как она замерла, прежде чем ответить на его поцелуй. Потом обняла его, открывая рот и позволяя их языкам встретиться. Билли прижался к ней крепче, не задумываясь над тем, чувствует ли она животом его эрекцию. Ее язык глубоко у него во рту. Одной рукой Билли взял ее за затылок и крепче прижал головой к себе, а другой скользнул по ее спине, вытащил рубашку и нащупал обнаженную кожу. Она издала тихий стон. Задышала тяжелее. Высвободила руки и начала расстегивать на нем рубашку, а их губы ни на секунду не отрывались друг от друга. Он почувствовал, как ее горячие руки заскользили по его груди, достигли живота, начали расстегивать ремень на его джинсах.

Она прервала поцелуй, прижалась щекой к его щеке. Ее горячее быстрое дыхание возле его уха. Тело крепко прижато к его телу. Билли открыл глаза. Казалось, будто что-то случилось, когда их губы разомкнулись. Он убрал руку с ее спины и поспешно отступил на шаг.

— Прости, — выдавил он и подался назад настолько, насколько позволяла маленькая кабина.

— В чем дело? — спросила ничего не понимающая Йеннифер. — Что я сделала?

— Ничего… Я просто не могу, — ответил Билли и начал застегивать рубашку, что дало ему повод не смотреть ей в глаза.

— Ты начал меня целовать…

— Да, знаю, но ничего не получится, — перебил ее Билли. — Мне очень жаль.

Йеннифер прикусила нижнюю губу и медленно шагнула к нему.

— Знаешь, как говорят: «What happens in Kiruna stays in Kiruna» [113] Что произойдет в Кируне, останется в Кируне (англ.) .

— Нет, так не пойдет…

Билли поднял перед собой руки и слегка отклонился назад. Он посмотрел на нее взглядом, сочетавшим в себе смесь стыда и искреннего сожаления.

— О’кей… — Йеннифер отступила на шаг назад.

— Ты ведь знаешь… я собираюсь жениться, — слабым голосом проговорил Билли, чтобы прервать неловкое молчание.

— Да, знаю.

— Не будь у меня Мю, и не собирайся я жениться, то…

— Я знаю, тебе незачем… Я понимаю.

Опять стало тихо. Так тихо, что Йеннифер впервые услышала вентиляторы и слабое жужжание люминесцентных трубок на потолке. Она откашлялась и снова скрестила руки на груди.

— Знаешь… — Она вновь откашлялась и ее голос, похоже, обрел бо́льшую силу. — Было… «здорово» неподходящее слово, но… было приятно узнать, что хочется не только мне.