Эд Макбейн - Буква на стене

Патрульные полицейские не имеют никакого отношения к управлению благоустройства, тем не менее они открыли люк, спустились вниз в вонючий замусоренный колодец и увидели мужской черный костюм, застрявший в корзине из-под апельсинов. Он-то и заткнул трубу, отчего вода, не находя стока, стала выступать на поверхность. Костюм был перепачкан белой и синей красками. Патрульные уже было хотели выбросить его в ближайший мусорный бак, но один из них заметил, что на нем есть еще какие-то пятна, похожие на кровь. Будучи добросовестными охранителями правопорядка, они осмотрели весь мусор и доставили костюм в участок, который, по счастливой случайности, был 87-м.

Мейер и Карелла страшно обрадовались этой находке.

Костюм ничего не рассказал им о своем владельце, но тем не менее показал, что кто бы ни убил раввина, теперь он спешно заметает следы, а значит, очень встревожен. Этот кто-то слышал в теленовостях сообщение о побеге Финча. Кто-то очень боялся, что Финч докажет свою непричастность к убийству раввина.

Извращенная логика преступника подсказала, что наилучший способ запутать одно убийство — это совершить другое. И убийца тут же поспешно решил отделаться от одежды, которая была на нем во время убийства раввина.

Оба детектива не были профессиональными психологами, но в эти предрассветные часы они поняли, что преступником были совершены сразу две ошибки, из этого они заключили, что тот, кого они ищут, начинает терять голову.

— Это кто-то из компании Финча, — сказал Карелла. — Кто убил Соломона, тот и написал букву "J" на стене. Было бы у него время, небось обязательно намалевал бы и свастику.

— Но зачем было делать это? — спросил Мейер. — Ведь этим он автоматически говорит нам, что раввина убили антисемиты.

— И что? Ты думаешь, сколько у нас антисемитов в городе?

— Сколько?

— Не хотел бы считать, — сказал Карелла. — Кто бы ни убил Яакова Соломона, был настолько нагл, что…

— Джейкоба, — поправил Мейер.

— Яакова, Джейкоба, какая разница? Убийца нагло предполагает, что тысячи людей думают точно так же, как и он. Он написал это «джей» на стене, как бы предлагая нам отыскать, кто из тысяч ненавидящих евреев совершил это убийство. — Карелла замолчал. — Тебе это тяжело слышать, Мейер?

— Конечно, это меня беспокоит.

— Нет, именно, что я это говорю…

— Да не дури ты, Стив.

— Ну ладно. Я думаю, что нужно все-таки опять поговорить с той женщиной. Как ее звали-то? Ханна… не помню, как дальше. Может быть, она знает…

— Не думаю, что она чем-то поможет. Может быть, нам лучше поговорить с женой раввина. Из его дневника видно, что он знал убийцу и что тот ему и раньше грозил. Может быть, она знает, кто его преследовал.

— Да, но сейчас-то всего четыре утра, — сказал Карелла. — Мне кажется, сейчас рановато для разговора.

— После завтрака сходим.

— Да, невредно будет потолковать и с Ирмияху. Если раввину угрожали, то…

— Джеремия, — поправил Мейер.

— Что?

— Джеремия. Ирмияху — это на иврите «Джеремия».

— А-а. Ну, в общем, с ним. Ведь может быть так, что раввин поделился с ним, сказал…

— Джеремия, — снова произнес Мейер.

— Что?

— Нет! — Мейер потряс головой. — Невозможно. Он святой человек. И если есть то, что претит настоящему еврею, это…

— Да о чем ты? — спросил Карелла.

— Это убийство! Иудаизм учит: не убивай, если только уж не в самозащиту. — Он внезапно нахмурился. — Да, а помнишь, как я чуть не закурил сигарету? Он спросил меня — еврей ли я, помнишь? Он был потрясен, что я мог закурить во второй день Песаха.

— Мейер, я что-то засыпаю. О ком ты это говоришь, не пойму? — спросил Карелла.

— Об Ирмияху, о Джеремии… Стив, а ты не думаешь?..

— Я что-то не понимаю, о чем ты, Мейер.

— Ты не думаешь… не думаешь, что рабби сам написал это на стене?

— Зачем бы… Я не пойму тебя.

— Чтобы сказать, кто его заколол? Сказать, кто убийца?

— Как бы…

— Джеремия, — сказал Мейер.

Карелла смотрел на Мейера молча и долго. Потом кивнул и сказал:

— Буква «джей»…

Он закапывал что-то на заднем дворе за синагогой, когда они пришли туда. Вначале они пошли к нему домой и разбудили его жену. Это была старая еврейка; по ортодоксальной традиции ее голова была бритой. Она накинула на голову шаль и, сидя на кухне, пыталась вспомнить, что случилось во второй вечер Песаха. Да, ее муж уходил в синагогу на вечернюю службу. Да, он вернулся домой сразу после службы.

— А вы видели его, когда он вошел? — спросил Мейер.