Эд Макбейн - Буква на стене

Мейер с любопытством глядел на нее, как бы видя ее впервые, вспоминая ту далекую Сару Липкин много лет назад и думая, намного ли теперешняя Сара Мейер отличается от того далекого волнующего образа. «Губки Сары Липкин чудны, но до них добраться трудно», — распевали мальчишки ей вслед, и Мейер запомнил это двустишие и приступил к трудноосуществимому, впервые в жизни узнав, что в каждом фольклорном произведении скрывается зерно истины. Он глядел на ее удивленно поджатые губы и глаза, пытливо всматривающиеся в его лицо. Глаза у нее были голубые, волосы каштановые, и фигура была еще чертовски хороша, и ноги стройные, и он удовлетворенно кивнул, одобряя свой далекий юношеский выбор.

— Сара, идентифицируешь ли ты себя как еврейку в современной Америке? — спросил он.

— Что? — переспросила Сара.

— Я сказал…

— Ох ты! — воскликнула Сара. — С чего это ты вдруг?

— Этот рабби, я думаю. — Мейер почесал лысину. — Мне кажется, я еще ни разу так не чувствовал себя евреем с того времени… с конфирмации, я думаю. Странно.

— И не беспокойся об этом, — мягко сказала Сара. — Ты и есть еврей.

— Так ли? — спросил он ее, прямо поглядев ей в глаза.

Она ответила таким же прямым взглядом.

— Ты должен это решать сам, — ответила она.

— Да я знаю, что я… ну, я вроде как зверею, думая об этом парне Финче. А это ведь плохо, ты знаешь. В конце концов, может быть, он и не виновен.

— Ты так думаешь?

— Нет. Я думаю, что как раз он сделал это. Но кто думает это — я, Мейер Мейер, детектив 2-го класса? Или это Мейер Мейер, кого били гои, когда он был мальчонкой, и тот Мейер Мейер, который слышал, как дедушка рассказывает про погромы, иликоторый слышал по радио, что Гитлер выделывал в Германии, или который чуть не задушил своими руками немецкого полковника прямо перед…

— Этих двоих нельзя разделить, дорогой, — проговорила Сара.

— Может быть, ты не можешь. Я только хочу сказать, что я никогда особенно не чувствовал себя евреем, пока это не случилось. А сейчас вдруг… — Он пожал плечами.

— Тебе принести молитвенную накидку? — спросила Сара с улыбкой.

— Эх ты, умница, — сказал Мейер. Он закрыл календарь раввина и перешел к следующей книжке. Это был личный дневник. Он открыл застежку и начал просматривать его.

"Пятница, 6 января.

Суббота, Паршат Шемот. Зажег свечи в 4.24.

Вечерняя служба была в 6.15. Столетие гражданской войны. Время от времени обсуждаем еврейскую общину в южных штатах.

18 января.

Мне кажется странным, что приходится знакомить своих прихожан с тем, как нужно правильно делать благословение перед возжиганием свечей. Неужели мы так далеко зашли в нашей беспамятности?

Baruch ata adonai elohenu melech haolam asher kid-shanu b'mitzvotav vitzivanu l'hadlick ner shel shabbat.

Благословен, о Господь Бог наш, Властитель вселенной, который освятил нас своими законами и повелел нам зажигать этот субботний свет.

Может быть, он и прав. Может быть, евреи обречены.

20 января.

Я надеялся, что праздник Маккавеев заставит нас прочувствовать испытания, перенесенные евреями 2000 лет назад, в сравнении с нашей легкой и благополучной теперешней жизнью в условиях демократии. Сейчас у нас есть свобода вероисповедания, но это должно возлагать на нас и ответственность за пользование этой свободой. И вот пришла и ушла Ханука, а мне кажется, что этот Праздник Свечей ничему не научил нас, был для нас лишь поводом веселого празднества.

2 февраля.

Мне кажется, я начинаю его бояться. Сегодня он выкрикивал мне угрозы, сказал, что я — именно я, из всех евреев, веду людей по пути разрушения. Мне хотелось вызвать полицию, но я знаю, что он и раньше так вел себя. Многие прихожане выслушивали от него филиппики, но, видимо, считают его безобидным. Однако он беснуется с пылом фанатика, и его глаза меня пугают.

12 февраля.

Сегодня ко мне пришел один из моих прихожан, чтобы я помог ему разобраться в законах относительно пищи. Мне пришлось вызвать местного резника, потому что я не знал предписанную длину халлафа — ножа для убоя животных. Даже резник в шутку сказал мне, что настоящий раввин такие вещи знает. Я — настоящий раввин. Я верю в Господа, моего Бога, я учу Его народ Его воле и Его закону. Что нужно знать раввину о шехита — искусстве убивания животных? Важно ли знать, что нож для этого должен быть в два раза больше ширины горла убиваемого животного, но не длиннее ширины четырнадцати пальцев? Резник сказал мне, что нож должен быть острым и гладким, без каких-либо неровностей. Это проверяют, проводя пальцем и ногтем с обеих сторон лезвия до и после убоя. Если окажется неровность, это животное признается негодным. Теперь я знаю. Но необходимо ли знать это? Разве недостаточно любить Бога и учить Его путям?