Фред Варгас - Течет Сена

— Можно курить? — спросил Пи.

Адамберг согласился, и Пи опустил руки в пластиковый пакет, откуда, отодвинув старый красно-синий спальный мешок, вытащил сигарету из кармана куртки.

— Жаль, — сказал Адамберг, не шевелясь у стены, — эта твоя история про кучу трепья и кучу меха, кувшин из обожженной глины и железный горшок. Ты хочешь, чтобы я тебе рассказал о том, что под тряпьем и под мехами? Или не хочешь этого знать?

— Грязнуля, продающий губки, и важная женщина, которая никогда их не покупала.

— Человек в дерьме, который знает кучу всего, и женщина без сознания с тремя пулями в теле.

— Она не умерла?

— Нет. Но если мы не поймаем убийцу, он закончит свое дело, можешь не сомневаться.

Человек с губками нахмурил брови.

— Почему? — спросил он. — Если бы напали на Монику, на следующий день ничего бы не продолжалось.

— Говорю же, что это не Моника.

— Кто-то важный, не так ли?

— Кто-то из тех, кто на самом верху, — сказал Адамберг поднимая указательный палец, — недалеко от министерства внутренних дел. Поэтому и кавардак.

— Ладно, меня это не касается, — сказал Пи, повышая голос. — Я не на балансе министерства и я не участвую в вашем кавардаке. Мой кавардак — это продать 9732 губки. И никого мои кубки не касаются. И никто не придет мне на помощь. И никто, совсем никто наверху, не спрашивает себя, что можно было бы сделать, чтобы я не отморозил себе яйца зимой. И теперь им нужна моя помощь? Чтобы я сделал их работу, чтобы я их защитил? И у кого губки, у них или у меня?

— Лучше иметь 9732 губки, чем три пули в теле.

— Да неужели? Я в этом не так уверен. И вы хотите, чтобы я вам рассказал, комиссар? Да, я видел что-то. Да, я видел как парень стрелял, да, я видел его драндулет!

— Я уже знаю, что ты видел все это, Пи.

— В самом деле?

— В самом деле. Когда человек живет на улице, то следит за всеми, кто приближается, особенно перед тем, как заснуть.

— Вот и скажите там наверху, на самом верху, что есть Пи Туссен, у него есть губки, которые надо продать, и у него есть нечто другое, чем заняться, чем помогать женщинам в белой шубке!

— И слишком маленьким женщинам?

— Она не слишком маленькая.

Адамберг пересек комнату и остановился перед Пи, засунув руки в карманы.

— Не обращай внимание на это, Пи, — медленно произнес он, — наплюем на то, чем она является. Наплюем на ее пальто, ее министерство и всех этих типов, которые греют себе задницу, не думая о таких, как ты. Это — их дерьмо, это — их мерзость, и мы не собираемся этим вечером отмывать их от трех пуль твоими губками. Потому что этой грязи она наворотила горы. Горы шлака, это называется. Ты дурак, Пи, и хочешь, я скажу тебе почему?

— Я тебе не мешаю.

— Эти шлаковые отвалы, представь себе, возникли не сами по себе.

— Кроме шуток?

— Они возникли благодаря идее, что на земле одни люди значительнее других. Что так было и так будет всегда. А я скажу тебе замечательную вещь: это неверно. Никто не важнее других. Но ты, Пи, ты этому веришь, и поэтому ты такой же дурак, как другие.

— Но я ни во что не верю, черт побери.

— Неправда. Ты считаешь, что эта женщина важная, важнее, чем ты, и поэтому молчишь. Но я тебе сегодня говорю лишь о женщине, которая может умереть, и ни о чем другом.

— Ерунда.

— Любая жизнь стоит любой жизни, устраивает это тебя или нет. Ее, твоя, моя и Моники. Это дает нам уже четыре. Ты добавляешь шесть оставшихся миллиардов — вот и считай.

— Ерунда, — повторил Пи. — Идеи.

— Я живу идеями.

— А я живу губками.

— Это не так.

Пи замолчал, и Адамберг вновь уселся за стол. После нескольких минут молчания он встал и надел куртку.

— Пойдем, — сказал он, — пройдемся.

— На таком холоде? Мне здесь хорошо, тепло.

— Я не могу думать не на ходу. Спустимся в метро. Походим по перронам, придут полезные мысли.

— Во всяком случае, мне нечего вам сказать.

— Знаю.

— Во всяком случае, метро закроют. Они нас выставят наружу, я знаю эти дела.

— Меня не выставят.

— Привилегии?

— А то!

Адамберг медленно шел по пустынному перрону станции «Кардинал Лемуан» в направлении Аустерлица. Он молчал, голова опущена, а Пи шагал чаще, стараясь не отставать, потому что этот полицейский, хотя и полицейский и стремящийся спасти шкуру женщины в пальто, был, тем не менее, человеком из приличного общества. И компанией — а это редкость, когда постоянно приходится толкать перед собой тележку. Адамберг посмотрел как между рельсами пробежала мышь.