Данглар вернулся в комиссариат вечером, записав свидетельские показания одиннадцати служащих Отель-де-ля-Гард. Деньо прибыл к двадцати часам. Ни на каком мосту, ни на каком берегу туфельки не обнаружилось.
— Она у убийцы, — сказал Адамберг.
— Кто? — спросил Данглар.
— Туфелька.
Данглар покачал головой и сел, уронив свои мягкие плечи.
— Эта женщина убила себя, — заявил он. — Служащие подтвердили свидетельство брата: Анни Рошель шла по наклонной. С начала осени — меланхолия, молчание, резкость, бессонница и внезапные перемены настроения.
— Если бы это было так, сейчас все были бы в Сене. Обувь у убийцы. И сумочка тоже.
Данглар подточил карандаш, разбросав несколько деревянных стружек.
— Управляющая сказала, что Анни Рошель хотела вернуться в сельскую местность своего детства — около Лилля. Разве это не знак? Она хотела вновь увидеть…
Данглар прервался и взглянул на записи.
— …«маленький черный дом, где она росла с братом». Разве это не причина, по которой хочется броситься в воду? Маленький черный дом на севере?
Данглар вновь положил листки на стол и открыл пиво.
— Она прыгнула со своей сумочкой, — сказал он. — Сумочкой и туфелькой. В настоящее время они уже миновали Руан. Они плывут к Гавру.
— Не бросаются в воду с сумочкой, Данглар. Оставляют след о себе. Письмо на столе, сумочку на мосту, следы своего существования. И эта пропавшая сумочка — не мелочь. Убийца сохранил ее.
— Почему?
— Чтобы в ней порыться. Уничтожить документы, избежать неприятностей.
— Я хотел бы получить вешалку, — неожиданно раздался печальный и простуженный голос.
Данглар внезапно повернулся к камере.
— Он вернулся, этот парень?
— Да, — со вздохом произнес Адамберг. — В одиннадцать часов его обнаружили за рулем машины полумертвым. Он пожелал сделать маленькую передышку между двумя вечеринками. Он хочет вешалку.
— Опять этот помятый воротник?
— Опять.
Адамберг медленно направился к камере.
— Я забыл ваше имя.
— Шарль. Шарль Санкур.
— Шарль. Вы же не держитесь на ногах. Ложитесь. Поспите.
— Сначала вешалку.
— Шарль. У меня на шее убийство. Убийство в Рождество, в первобытную ночь. Очень неприятная вещь, гораздо неприятнее, чем помятый воротник пиджака. Дайте же мне покой. Спите. Закройте рот.
Шарль бросил на комиссара тяжелый взгляд римского императора, разочарованного своей преторианской гвардией.
— У вас, однако, глаза человека который видит, что мелочь оказывается важной для большого дела. Между смешным и великим расстояние тоньше ногтя.
— Спите, Шарль.
Адамберг вернулся за стол, где Данглар делал пометки на дневных допросах.
— Она умела плавать? — спросил комиссар.
— Это не имеет значения, — ответил Данглар. — Сена такая холодная, что не спастись. Ее шуба, во всяком случае, была достаточна, чтобы утянуть ее на дно.
— Справедливо.
— Она убила себя. На Рождество все убивают себя, и лишь некоторым удается этого избежать.
Адамберг взял блокнот и некоторое время неразборчиво писал.
— Когда мы хотим очутиться в Сене, Данглар, мы не бросаемся над опорой. Мы бросаемся в воду между двумя опорами . Она не прыгала, никогда.
Данглар прикусил губу. Он забыл про ушибы. Он представил себя ночью, на парапете, над рекой.
Конечно же, он бросился бы между опорами. Он посмотрел на Адамберга и согласно кивнул.
— Убийца ее знал, — продолжал комиссар. — Это мужчина. Нужна сила, чтобы убить и перекинуть через парапет такую грузную женщину, как Анни. Когда он ее бросал, туфелька осталась в его руке. Он сунул ее в сумочку и ушел.
— Почему он не бросил туфельку в воду?
— А-а.
Адамберг нарисовал карандашом еще что-то.
— Потому что обувь была повреждена во время борьбы, — сказал он мягко. — На ней эти следы, возможно, остались. Убийца не хотел рисковать.
Данглар с напряженной шеей допил свое пиво из горлышка.
— Эта женщина никому не мешала, — сказал он, отодвигая бутылку. — Всем заправлял брат. В отеле ее не любили, но не ненавидели.
— У нее были деньги.
— Именно к брату возвращались эти деньги. И у него их в двадцать раз больше, чем у Анни.
Адамберг вздохнул, взял рамку с фотографиями, которая стояла на полу, и стал ее молча рассматривать.
— Я хочу помочиться, — сказал серьезный мужской голос из камеры.
— Там есть дыра в полу, — сказал Данглар. — За небольшой стенкой.
— Я не хочу мочиться в дыру, — заявил Шарль Санкур. — Я хочу мочиться в туалете. И, если возможно, я хотел бы, чтобы мне дали вешалку.
Читать дальше