Андрей Кивинов - Трудно быть мачо

Вторую трехлетку несостоявшийся коммерсант заработал опять-таки на ниве рыночных отношений. В восемьдесят седьмом. Когда дефицитные товары народного потребления потихоньку заползали на отечественные прилавки, но не с той скоростью, какой желал бы освободившийся от оков социализма пролетариат. На этом Василий и играл, под видом импортных видеомагнитофонов торгуя отечественными кирпичами. Был пойман потерпевшими с поличным, жестоко бит и препровожден в участок, а оттуда на таежный лесоповал.

Про последнюю часть «трилогии» Василий Чернакову не распространялся. «Так, по глупости залетел… За драчку…» Про своих родственников или семью тоже ничего не докладывал. Обмолвился как-то, что живет у одной бабенки, лишенной от рождения ума, играет с ней по вечерам в шашки «го» и смотрит сериалы по древнему черно-белому телевизору. И в любой момент может быть выгнан на улицу родственниками сожительницы, претендующими на ее однокомнатную квартиру. Щетками и прочими нужными в хозяйстве мелочами торгует, чтобы заработать копеечку на хлеб и вино. Где достает товар – коммерческая тайна. Но не в «Планете». Там дорого, даже с золотой скидкой. Кассовым аппаратом не пользуется.

Именно эта торговля и познакомила Василия с Вячеславом Андреевичем. Примерно пол года назад некий представитель среднего класса, купивший у «оптовика» стеклоочистители, обнаружил в супермаркете точно такие же, по правильной цене. А так как представитель не привык считать себя лохом, не поленился вернуться к парковке и начистить козлу рыло. За чисткой рыла его застал Чернаков, возвращавшийся с обеда. Представитель вдвое превосходил соперника по физике и технике, и если бы не начальник охраны «Планеты», проданные щетки могли бы стать для Василия последними в жизни. Вид у несчастного после избиения был столь печален, что Чернаков разрешил ему умыться в служебном туалете, снабдив после этого бинтом и пластырем.

– Я что, под ружьем его заставлял щетки покупать? – стонал бедняга, заклеивая разбитый нос, – сволочь… У нас свободный рынок.

– Сам то ты с какого рынка?

– Маркетологи мы… Пспкопские… У вас ста грамм не найдется? Или хотя бы двести? Много крови потерял, боюсь, до дома не дотяну.

Сто, не сто, а в итоге выпил триста.

Вообще-то, подобная торговля не поощрялась руководством «Планеты», и в обязанности начальника охраны входило зачищать прилегающую территорию от различных «оптовиков» или «моряков загранки», якобы провозивших товары контрабандным путем, а поэтому крайне дешевых. Но Василия Вячеслав Андреевич «зачищать» не стал, растроганный его биографией. Да и своего человека на паркинге иметь не лишне (от дурной ментовской привычки вербовать теперь до конца жизни не избавишься! Намертво въелась! Хоть самого себя вербуй!) Здесь и ломщики валюты ошиваются и воры автомобильные и «барсеточники».

В общем, дружба завязалась. Месяц спустя Василий от чистого сердца, но инкогнито сдал охранника «Планеты», в нагляк обложившего оброком «парковщиков» и «маркетологов».

Чернаков вышел к парковке.

– Василий, ты опять пользуешься моим главным недостатком.

– Ой, Вячеслав Андреевич… Здрасть… И какой же у вас недостаток, простите за неосведомленность?

– Доброта… С наступающим… Чем торгуешь?

– Вас так же, – расплылся в кривозубой улыбке маркетолог, поправив колпак и раскрыв большой пакет, – к новому году товарец. Шутихи, фейерверки… Хлопушки. Прямо со склада.

– С военного?

– С оптового. Не желаете? Все с гарантией.

– Гарантировано отрывает голову и руки… Ты бы сменил ассортимент. Детей жалко. Щетками торгуй. Это безопасней.

– Щетки плоховато идут. Морозы… Вот, решил тему сменить.

– Тогда грелками… Я тебя озадачить хочу. Так на всякий случай.

– Слушаю внимательно, как только могу.

Чернаков рассказал про серую «четверку» и про убитых женщин.

– Ты тут постоянно торчишь, вдруг заметишь… Два бойца.

– Машин много, – развел руками Василий, – но буду иметь в виду. Убивать нехорошо.

– Я бы сказал, совсем нехорошо.

В три часа Вячеслав Андреевич вызвал старшего смены, бывшего народного судью, двадцать лет заседавшего в процессах и в силу этого слегка подзабывшего родную речь. Точнее, не забывшего, а «профессионально сдеформировавшегося». Теперь, в гражданской жизни, в том числе и быту, он общался исключительно на протокольном, процессуальном языке. Возможно, ложась в постель с женой, он мог ляпнуть: «Я ходатайствую о выполнении вами супружеского долга в соответствии с кодексом о браке и семье. Вы вправе отказать, но я заявлю протест. Сам или через своего представителя». Выслужив пенсион, он не переметнулся зашибать деньгу в адвокатский стан, как большинство его коллег, а пришел в «Заботу». И, надо сказать, добросовестно выполнял свои обязанности. К тому же, обладая огромными связями в судейском корпусе, оказывал «Планете» неоценимые услуги во всяческих тяжбах.