сказал Степаныч.
– Давай за французов, – сказал Петрович.
– Почему за них?
– Сколько они хороших художников миру подарили!
Коллеги чокнулись, выпили и, положив колбасу на хлеб, начали закусывать.
– Может, художников-то они миру и подарили, – произнес Степаныч, – но народ, скажу тебе, жуликоватый.
– Ты думаешь?
– Не думаю, а знаю.
– Откуда тебе знать, какой народ французы?
– Я позавчера с буфетчиком Арменом в обеденный перерыв разговаривал.
– Это когда я отгул брал?
– Да.
– И что тебе Армен рассказал?
– Рассказал, как он барменом работал на теплоходе, который ходил по Средиземноморью.
– А не врет твой Армен?
– Он фотографии показывал. Везде, собака, побывал. И в Стамбуле, и в Риме, и в Барселоне.
– Почему же он оттуда ушел?
– Уволили за пьянку.
– То-то он теперь в завязке.
– Говорит, что больше не может, желудок отказал.
– Ну, у нас с тобой не откажет. – Петрович в третий раз наполнил стаканы. – Давай.
– Давай.
Товарищи выпили.
– Так что говорит твой Армен? – продолжил тему Петрович.
– Говорит, когда первый раз приплыл во Францию, их теплоход встал на рейде на Лазурном берегу.
– Так…
– Он вышел на берег и хотел купить билет на поезд до Ниццы. Так его тут же обсчитали на пять франков, то есть на один доллар.
– Да ну…
– Вот тебе и ну.
– Может, он сам по пьянке обсчитался?
– Нет, Армен говорит, когда указал кассиру на то, что тот сдачи недодал, кассир сразу деньги вернул.
Петрович задумался.
– Выходит, и у них воруют.
– Да еще как! Представь, тебя бы в кассе вокзала на тридцатку обсчитали. Это же две бутылки пива.
– И пачка сухариков.
– Вот-вот.
Приятели закурили.
– У меня один торгаш знакомый был, – сказал Петрович. – На Невском матрешками торговал. Так он мне все на итальянцев жаловался. Паскудный, говорил, народ. Шумят, торгуются, а покупают мало.
– Что итальянцы, что французы, – махнул рукой Степаныч.
– А вот испанцев он хвалил.
– За что?
– Приличные, говорил, люди. Один раз он по ошибке какому-то испанцу лишнюю двадцатку сдачи дал. Дело было утром. Так испанец не поленился, вечером приехал, отыскал этого торгаша и вернул деньги.
Стаканы вновь были наполнены.
– Все они басурманы, – сделал вывод Степаныч. – Давай за нас.
– Давай.
Первая бутылка опустела.
– Где теперь этот твой торгаш? – поинтересовался Степаныч.
– Давно его не видел. Говорят, подался в администраторы.
Степаныч вздохнул:
– Да, неплохо бы сейчас на Средиземноморье…
– Или хотя бы на залив.
– Это точно…
Город не спеша погружался в белую ночь. Ночные заведения на набережных сверкали огнями. Где-то вдали играла музыка.
Вскоре и вторая бутылка опустела. Колбаса и лук были съедены. Бомжам хотелось продолжения банкета. Они задумались. Петрович шмыгнул носом, Степаныч почесал затылок.
– Неплохо бы добавить, – произнес Петрович,
– Да уж…
– Я говорил, надо три брать.
– На свежем воздухе алкоголь быстро выветривается.
Собутыльники приуныли.
– Я знаю тут один круглосуточный лабаз, – наконец сказал Петрович.
– Где?
– На набережной Мойки.
– Ты предложил, тебе и идти.
– Один не пойду.
– Ладно, пошли вдвоем. Не каждый день все-таки зарплату выдают.
Друзья поднялись.
– Переодеваться будем? – Степаныч посмотрел на свой служебный халат темно-синего цвета. Такой же был на Петровиче. Пиджак Степаныча и куртка Петровича остались в подсобке.
– На кой нам переодеваться? До магазина и так дойдем, – сказал Петрович.
Сказано – сделано. Работники Эрмитажа спустились вниз и, миновав вахту служебного входа, вышли на Дворцовую площадь. Группа иностранных туристов стоя возле музея, о чем-то лопотала на своем языке.
– Вон твои французы, – показал рукой Степаныч.
– Это финны.
– Думаешь?
– Точно тебе говорю.
– Черт с ними, показывай свой лабаз.
Собутыльники направились на набережную Мойки. Минут через семь они оказались возле небольшого круглосуточного магазина.
– Здесь, – сказал Петрович.
– Вижу.
Друзья зашли в магазин и окинули взглядом витрины. Не долго думая они вновь взяли водку, колбасу и лук и, выйдя из магазина, побрели в сторону Эрмитажа.
Пока Петрович и Степаныч ходили за покупками, на вахте произошла смена. К работе приступила вахтерша, только вчера поступившая на службу в музей. Женщина лет шестидесяти пяти, с крупной фигурой и строгим взглядом, она еще не успела познакомиться с Петровичем и Степанычем, поэтому остановила их, когда они попытались пройти в здание.
Читать дальше