Матвей Ройзман - Вор-невидимка

Как же он мог проникнуть ночью в церковь, когда она запиралась и охранялась?

Пришли к заключению, что икона была похищена во время богослужения. Но скоро это предположение отпало: икона висела на правой от входа стене, у всех на виду, и ее нельзя было незаметно снять. И тут стало известно, что праздник продолжался не один день, что во время службы в церкви иногда выключали электрический свет, а восковые свечи оставляли большую часть церкви в полумраке. Решили узнать, где находился в это время Белкин. Для этого попросили киностудию сделать несколько увеличенных фотокопий с кинокадров молебствия. Разглядывая их через лупу, нашли Белкина. Он в черной рясе стоял в гуще черных ряс! Кудеяров подал мне эту фотографию: оператор стоял под помеченной красным крестиком иконой, которая потом исчезла. Когда в церкви погас свет, Белкину достаточно было протянуть руку к иконе, снять ее и спрятать, скажем, под рясой.

Почему же у вора сразу не произвели на квартире обыск и не арестовали его? Потому что это могло послужить сигналом тревоги для зарубежного покупателя, и он попросил бы кого-либо из знакомых взять старинную икону в свой багаж и провезти через границу. Теперь же, перед самым отлетом за рубеж, иностранец подвергнется личному таможенному досмотру и ценное произведение искусства останется на Родине.

— Я уверен, что Белкин продал фотокопии деки и табличек «Родины»! Нельзя допустить, чтобы их увезли за границу! Кроме того, он продолжает крутиться возле мастерской. Он еще что-то задумал! Хватит ему разгуливать на свободе!..

— Понимаю тебя, — перебил меня Кудеяров. — Но пока мы не можем вспугнуть Лорда. Сейчас этот шакал кругом обложен. Как только он попадет к нам, мы обязательно узнаем, куда он дел фотокопии.

— А с какого числа Белкин взят под наблюдение?

— С шестого января.

— Значит, видели, как он вчера подходил к дверям мастерской Золотницкого и что-то вынюхивал?

— Конечно, видели! — успокоил меня Александр Корнеевич и хитро улыбнулся. — А вот тебя не заметили: ты отлично замаскировался в синий халат и стал «сыщиком-невидимкой».

Сотрудники Кудеярова громко захохотали. И мне осталось лишь присоединиться к ним.

За окнами метель поднимала и неистово кружила, в воздухе острые снежинки. С отчаянным криком взъерошенные воробьи ныряли в свои свитые в нишах домов гнезда. Один из них, перепуганный, влетел в раскрытую форточку и уселся на книжном шкафу. Я покормил его хлебом, потом изловчился схватить и с силой выбросил из форточки. Воробей взмахнул крылышками, чирикнул и благополучно скользнул в нишу.

Телефонный звонок отвлек меня от окна. Я услыхал голос Андрея Яковлевича. Он просил меня приехать.

Я немедленно отправился к Золотницким. Дверь мне открыла старушка, мать Любы, и сообщила, что сегодня утром приехал Михаил Андреевич, а Люба осталась аккомпанировать еще на трех концертах.

— Андрей Яковлевич вчера приехал, — добавила она, — молодец молодцом, петух петухом!

Она тихо открыла дверь в спальню. И я увидел стоящего ко мне спиной перед зеркалом старого мастера, одетого в элегантный серый костюм сына.

— А, уважаемый! — воскликнул он, повернувшись ко мне. — Очень хотелось повидать вас!

Андрей Яковлевич стал благодарить меня за то, что я заезжал к больному Вовке, привел к нему врача, написал сыну и снохе.

— Я приглашу на праздничный обед всех родных, друзей и всех учеников, до одного! — воскликнул скрипичный мастер. — И по справедливости скажу, что если бы не вы…

— Пустое, Андрей Яковлевич!

— Нет, не пустое! — возразил он, вскочив с места.

Резко повернув голову, он поднял ее, взметнул правую руку вверх. Передо мной возник помолодевший лет на десять мастер Золотницкий.

— Если откажетесь, я с вами по-другому поговорю! — пригрозил он.

Какая поразительная перемена в человеке, к которому вплотную было приблизилась смерть!..

Андрей Яковлевич объяснил, что через часок отправляется на прием к доктору Галкину и хочет показаться во всей красе, поэтому и в костюм Михаила вырядился. Я подумал: «Собственно, зачем он вызвал меня?» Андрей Яковлевич сам разрешил мое недоумение.

— Я побеспокоил вас, уважаемый, по семейному вопросу, — сказал он, вздохнув. — Надоело мне все время грызться с Михайлой. Да и Любаша переживает. Все-таки внучонок у меня!

— Славный мальчишка!

— Я хочу ввести Михайлу в полный курс моих дел и само собой — лучших учеников. Что скажете?