Фридрих Незнанский - Пуля для следователя

— Ну Вероника! — прошипел Гордиенко. — Это ее работа. Навела ментов. Сейчас сверну ей шею.

— Да брось ты, — пытался урезонить его Ростислав. — Что ты обращаешь внимание на эту паскуду! Там же может оказаться полно свидетелей. Вчера с ней был какой-то мужик.

Однако Анатолий уже вошел в раж — ноздри раздулись, жилы на лбу набухли. Ладошкин знал, что в таком состоянии его друг совершенно неуправляем. Можно говорить что угодно, приводить самые убедительные доводы — все равно сделает по-своему. Так чудит, например, со своим кортиком. Начиная с отца, кто ему только не говорил: избавься ты от этой улики, держать его при себе — полный идиотизм. Нет, уперся как баран, и хоть кол на голове теши — это мой талисман, он приносит мне удачу.

— Толя, ты вернешься сюда? — осторожно спросил Балясников. Он тоже почувствовал, что сейчас Гордиенко лучше не перечить.

— Куда же я денусь без документов, — сказал Анатолий и затопал по лестнице. Внизу чуть не сбил с ног вышедшего из туалета Вольфганга. Прошипел: — Каюк твоей Горелкиной. Вырву этой гниде язык. Сейчас от нее мокрое место останется.

Тот оторопело проводил его взглядом.

Красавица Вероника не сделала Вольфгангу ничего плохого. Это он обидел ее, связавшись с Оксанкой. Сейчас, после Оксанкиных закидонов, он уже жалел, что расстался с Горелкиной.

Обычно, когда Вольфганг поднимался из подвала, охранники поглядывали за ним. Однако сейчас им было не до того. Все убедились, что дом окружен, и в панике советовались, как наилучшим образом выкрутиться из этой ситуации. Воспользовавшись общим замешательством, Вольфганг подошел к висевшему на стене телефону и быстро набрал номер. Когда Гордиенко спрашивал, он не стал говорить, что знает новый номер Вероники. На самом деле знал, просто не хотел подставлять ее под удар.

— Вероника, тебе нужно спрятаться, — не здороваясь, торопливо проговорил он. — Иначе быть беде — за тобой поехали…

В это время кто-то сильно ударил его по голове.

Мамаев являлся одним из инициаторов происходящих событий, поэтому был вправе рассчитывать на то, чтобы находиться в авангарде операции по захвату дома на Тюльпановой улице. Ярославская милиция, привыкшая к настырному репортеру, ничего не имела против. Однако московские следователи — Турецкий взял с собой Курбатова и Яковлева — поначалу отнеслись к нему настороженно. Николая Николаевича представили им в здании ГУВД, куда в пятом часу приехали москвичи, как заведующего отделом криминальной хроники. Турецкий выслушал титул журналиста с непроницаемым видом и сказал:

— Собираетесь писать о незаконченном деле — обращайтесь к моему руководству. Сам я ничего рассказывать не стану, поскольку не имею права.

Тут ярославские милиционеры грудью встали на защиту своего земляка, объяснили, что это благодаря ему обнаружено осиное гнездо на Тюльпановой улице. Сам Мамаев произнес:

— В данном случае я не репортер, а всего лишь проводник, ведущий вас к месту происшествия.

У него это получилось так напыщенно, что все рассмеялись — и возникшая было неловкость сгладилась.

— Если бы стоял високосный год, — с улыбкой сказал Александр Борисович встречавшему его подполковнику, заместителю начальника ГУВД, — мы бы приехали завтра — двадцать девятого. А раз получается, что завтра уже март, то поторопились. Вдруг у вас плохие показатели по задержанию за февраль.

— У нас хорошие. Но, может, вам свои требуется улучшить? — засмеялся тот в ответ.

После короткого совещания участники операции расселись в несколько машин и отправились на Тюльпановую. Спецназовцев послали туда раньше — они должны были стоять в оцеплении.

Четная сторона Тюльпановой улицы уходила вдаль расширяющимся клином — чем дальше, тем больше становились участки, прочнее заборы, выше дома. Каждый новый владелец земли старался перещеголять соседа. Поскольку же выдача участков в районе была упорядочена, выдавались они строго один за другим, то эта сторона улицы, прилегающая к лесу, представляла собой объемную диаграмму роста благосостояния здешнего населения. Причем в самом начале кривая этой диаграммы делала резкий скачок: если участок дома номер два был примерно десять соток, то уже следующий — ярославцы условно называли его охапкинским, а москвичи гордиенковским — был в несколько раз больше, эдак с гектар. И забор был существенно выше, и дом гораздо больше. Внешне дом номер четыре выглядел двухэтажным, но, судя по рассказу Горелкиной, там имелся обширный подвал. Уточнить это оперативникам не удалось — по непонятным причинам в районном БТИ отсутствовали какие-либо чертежи дома.