Губы Абу Салеха, полные, точно у молодой египтянки, растянула улыбка. Способны ли на это сыновья Николая Скворцова? Эти европейцы (для него русские были, вне сомнений, европейцами) не придают значения роду; их общество атомизировано, каждый в нем сам по себе. Поэтому они перестают размножаться. Многодетная, по их меркам, семья считается в мусульманском мире бедной детьми… Так что, вероятно, близнецы Кирилл и Ростислав не захотели бы жертвовать своими молодыми жизнями, чтобы смыть кровь отца. Но с большим процентом вероятности можно утверждать, что в составе «Графферов Пикассо» их больше не встретили бы…
— Чего зубы скалишь? — неприязненно спросил Шарипов, которому надоело ждать, пока Абу Салех приведет в порядок лицо.
Ахмеду Шарипову заграничный собрат по деятельности не слишком нравился: вызывали раздражение его разнообразнейшая эрудиция, его ненавязчивая опытность, его тщательность в одежде, его возня с косметикой, легкость его отношения к жизни… Сам Шарипов был человек тяжелый, но тяжесть характера он считал в своем случае синонимом основательности. На русском языке такой подход к действительности формулируется поговоркой «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Он считал, что вести себя именно так обязывает его долг перед высоким делом, избравшим его себе на службу. Имелись, правда, причины менее возвышенные: не в последнюю очередь пригибало Шарипова к земле неподобающее для мусульманина увлечение напитками, которые запретил пророк Мохаммед. Мысль о том, что неумеренные возлияния воспрепятствуют наслаждаться ему тонкими яствами и тридцатилетними пышнотелесыми гуриями на том свете, порой ввергала Ахмеда в тоску, однако, чтобы отказаться от алкоголя, ему недоставало силы воли. Абу Салех, невзирая на свой несолидный внешний вид, был настоящим кремнем, когда дело касалось самоограничения. Шарипов не находил в нем слабостей и тем сильнее злился.
— Я улыбаюсь своим мыслям, о мой суровый друг, — пропел Абу Салех бархатным голосом, — своим крохотным быстрым мыслям. Ты полагаешь, с пистолетом — это была здравая идея?
Он всегда стремительно переводил разговор, когда тема ему не нравилась. Что касается Шарипова, Абу Салех никогда не был с ним вполне серьезен, и даже совместное убийство — кстати, не первое и, по всей видимости, не последнее — не изменило его снисходительного отношения к чеченцу. По его мнению, советское воспитание делало борцов за свободу Ичкерии изгоями и в исламском, и в западном мире, а младшая поросль ичкерийских волчат демонстрировала отсутствие всякого воспитания вообще… Но не будешь же выкладывать в лицо товарищу все, что о нем думаешь! Абу Салех предпочитал слегка подкалывать Шарипова, чтобы не зазнавался, блестящим оружием своей иронии — не более, но и не менее того.
— Не беспокойся, очень здравая, — нехотя ответил Шарипов. — Этот пистолет нам еще пригодится.
— Желаю, чтобы он пригодился нам, а не кому-нибудь другому.
— Это ты… на что намекаешь? Неудачу пророчишь, да?
— Зачем мне пророчить неудачу? Интересы у нас в этом деле общие. Просто предупреждаю: будь осторожен. У меня за все годы работы был один-единственный провал. Но со мной, первоклассным агентом, за то, что я его допустил, обошлись не слишком ласково…
Напрасный труд. До Шарипова спокойный тон не доходит, на него надо орать, надо трясти его и колотить об стенку головой. Несмотря на различие комплекций, Абу Салех при необходимости мог бы преподнести соратнику такую воспитательную процедуру, однако не вправе делать это. К сожалению, он не может командовать Шариповым, чтобы не провоцировать конфликт между чеченскими полевыми командирами и своим начальством. А жаль! Можно, разумеется, снять с себя всякую ответственность в отношении действий Шарипова, но это равносильно снятию с себя ответственности за собственную жизнь. Провал одного означает провал другого.
А что означает новый провал для Абу Салеха? Новое назначение? Или новое лицо? Пластическая операция лучше кое-чего другого из списка неприятностей, однако и она — не мед.
В отношении нового лица он не испытывает той сентиментальной привязанности, как в отношении старого, но не в этом дело. При повторных вмешательствах могут оставаться рубцы… проваливаться нос… А это ни к чему.
Абу Салех разглядывает в зеркале свое лицо. Его лицо — его оружие, такое же, как его разум, его умение влиять на людей. Оружие надлежит держать в целости и сохранности.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу