Фридрих Незнанский - Объявляется посадка на рейс...

Мустафа с явной охотой покинул основной зал кофейни. Джамель, опасаясь, что тот сбежит, не отставал от него ни на шаг. Таким образом они очутились в просторной комнате, предназначенной для особо важных посетителей. Здесь имелась вторая дверь, ведущая во двор. Туда же выходили два маленьких окошка. Через третье окно, на противоположной стене, просматривался зал кофейни.

Усадив обоих земляков, озабоченный Ахмед удалился. Пусть они поговорят здесь, никому не мешая.

— Я умный человек и не хочу знать то, что меня не касается, — сказал Джамель, когда за хозяином закрылась дверь. — Но Фазиль был у меня единственный сын. Теперь на мне осталась большая семья, а я старый человек.

Мустафа галантно запротестовал, начал было говорить, что Нермук еще полон сил, однако быстро почувствовал двусмысленность подобных комплиментов, осекся и замолчал. Тогда Джамель продолжил изливать душу. Он говорил, что сначала боль за сына и гнев толкали его на необдуманные поступки. Теперь же он думает исключительно о своей семье.

Кемаль, который не очень-то понял смысл высказываний пожилого Нермука, прервал его монолог:

— Это все правильно, уважаемый Джамель. Согласен с каждым вашим словом. Только как вы узнали о том, что я жив?

— Мне сказали об этом полицейские. Они выяснили все про паспорт и показали мне по телевизору, как Фазиль готовился на посадку в самолет вместо тебя. Он был среди других пассажиров на регистрации.

— Кто эти полицейские? — злобно прищурившись, спросил Мустафа. — Это два европейца? Мужчина и женщина?

— Они самые. Ты про них уже слышал?

— Брат говорил мне, что эта парочка приходила в наш дом. Ты знаешь, где они остановились в Стамбуле? Как их найти?

— Знаю. Я нашел тебя, чтобы предупредить о том, что они находятся очень близко. Они идут по твоим следам и могут найти тебя. Если мы договоримся, я покажу их тебе. Тогда ты сможешь избежать опасности.

— Логично, — кивнул Мустафа. — Что же ты хочешь?

— Денег для моей семьи. Это будет справедливо. Мы потеряли кормильца.

— Но, господин Джамель, — захныкал Мустафа, — разве я виноват в смерти Фазиля? Наоборот, я хотел помочь ему, чтобы сын оказался на вашем дне рождения. У него же были сложности с паспортом. Я сильно рисковал, когда давал ему свой. Откуда мне было знать, что самолет взорвется?!

— Никто не мог этого знать, кроме того человека, кто подложил туда бомбу, — медленно и раздельно процедил Джамель.

— Вот и я про то же толкую. А вы что хотите сказать?

Некоторое время его собеседник молчал. Кемаль решил, что старик сделал пазу из-за сильных переживаний. На самом деле Джамель, сидевший за столом таким образом, что через окно видел значительную часть основного зала кофейни, заметил явившегося туда европейского сыщика. Тот уселся на диван и принялся читать английскую газету. Джамель понял, что пришедший сюда Корешков может оказаться козырем в его руках. Правда, он еще не мог сообразить, каким образом им воспользоваться, какую выгоду извлечь из этой случайности. Поэтому старый Нермук долго молчал, а затем вновь обратился к Мустафе:

— Слушай, не принимай на свой счет слова старого убитого горем человека. Понимаю, ты не мог подложить бомбу в самолет, в котором летел мой сын.

— Конечно, не мог, — подхватил тот. — Как я ее подложу, когда там так тщательно проверяют багаж. Подложи незаметно я, Фазиль бы ничего не знал о ней и сразу бы попался. Иначе и быть не могло.

Джамель молча поддакивал его словам. Сейчас он находился в таком состоянии, что плохо соображал. Иначе бы непременно поинтересовался тем, каким образом Мустафа прилетел в Турцию, если его паспорт был у Фазиля и, стало быть, при взрыве пропал. Сыщиков, ведущих расследование погибшего самолета, это обстоятельство интересовало, а Джамеля — нет. Пожилой турок сидел напротив своего молодого собеседника и слушал его, медленно кивая в такт его словам. Мустафа решил воспользоваться моментом и перехватить инициативу.

— Я дал Фазилю свой паспорт, потому что хотел помочь ему. Уж очень он рвался на ваше шестидесятилетие. Сам я потом вернулся по чужому, фальшивому. А что делать? Он переживал потому, что не мог полететь домой. Пришлось помочь ему. Но тут произошло несчастье. Я чувствую себя невольным виновником. Теперь мой долг помочь его семье. Вот, возьмите.

Мустафа протянул тонкую пачку стодолларовых бумажек. Невооруженным глазом было видно, что сумма здесь совсем незначительная. Джамель так и прореагировал на нее. Точнее сказать, не прореагировал — мельком взглянул и снова уставился немигающим взором на Мустафу. Тот понял значение его выжидающего взгляда и с излишней поспешностью сказал: