— Одну минуту, — извинился Жигулин, поднимая телефонную трубку. — Надо успеть известить оперативные службы ГУВД о том, о чем вы только что предупредили. Вечером в ресторане может возникнуть перестрелка, пострадают люди. Как называется этот ресторан, повторите?
— «Висконти», ночной клуб, — рассеянно сказал Павел Семенович, думая о своем. — Это на Таганке, недалеко от театра. В милиции его хорошо знают… Нет, но кто бы мог подумать! Олег парень действительно тренированный, неплохо подготовленный… И все равно никогда бы не поверил. Наверно, он спелся с уголовниками, пока вел переговоры от моего имени, нашел с ними общий язык…
— Может, теперь вы подскажете нам, где найти или как выманить вашего помощника, который так вас подвел? — спросила Зоя, после того как Жигулин передал сообщение на Петровку. — Нельзя, чтобы пострадали невиновные…
— Олег наверняка откажется, — ответил Соломин. — Теперь я вспоминаю: он не звонил мне по крайней мере с того дня, как был убит Смушкевич… Возможно, вы правы. Он лег на дно и теперь будет подозревать всех, в том числе меня, если я попробую его выманить для нашей встречи. Я хочу предложить вам кое-что другое…
Ефим принимал душ, когда услышал звонок по мобильному. Он выключил воду, быстро вытерся махровым полотенцем, вышел из ванной. Выглянул в окно. Нет, все чисто, никаких новых машин возле подъезда. Он зевнул — бессонница замучила, все банкиры кровавые в глазах — и взял трубку.
— Олег, почему не отвечаешь? — спросил Соломин.
— Душ принимал, сейчас чистое белье надену, — настороженно сказал Ефим. — Всегда так делаю в последнее время. Мало ли. Будет в чем в гроб положить. А что стряслось?
— Ты зачем своей телке телефон давал?
— Давал, если они мне давали, — хмыкнул Ефим. — Вы толком можете объяснить? Голос у вас нынче странный.
— Короче, я совершенно случайно узнал в Думе: твоим удостоверением — ну, что ты мой помощник — интересовалась прокуратура. Я по своим каналам выяснил: тебя подозревают в нескольких убийствах.
— Правильно подозревают, — равнодушно ответил Ефим. — А вам спасибо за предупреждение. Все?
— Нет. По номеру телефона в ее записной книжке узнали адрес квартиры, которую ты снимаешь. Ты чуешь, чем это пахнет?
— Керосином. — Ефим потянул носом. — Чем еще?
— И что ты теперь собираешься делать? — поинтересовался Павел Семенович.
— Ноги, а вы как думали. — Ефим отключил аппарат.
Все понятно, подумал он. Соломина уже вызвали в прокуратуру. И он хочет перед ними отмазаться. Вот почему он назвал меня Олегом. Если бы назвал Ефимом, разоблачил бы себя перед ними: а почему, мол, в удостоверении вашего помощника значится Олег? Что он на это скажет? Его тоже можно понять. И даже посочувствовать. Все верно, спасайся кто может… Мол, знать не знаю, как его на самом деле зовут и чем он занимается в свободное от обязанностей помощника депутата Думы время. Нет, однозначно, раз назвал Олегом, стало быть, звонит прямо из прокуратуры. И меня тем самым при них вроде бы предупредил. Зачем? А просто. Они там все не желают лишней крови. Прежде всего — своей. А кто ее желает? Павел Семенович знает: я живым не дамся, снова постараюсь выйти сухим из воды. Так что, неужто хана?
Ефим снова посмотрел в окно. Машин возле подъезда не прибавилось. Менты ведь не на трамваях на дело ездят, верно? Но ради такого случая… Ради поимки или уничтожения опасного преступника можно и на трамвае. Но лучше машину поставить за квартал отсюда.
Он подошел к входной двери, взглянул в глазок. Вроде никого. Значит, подождут, пока отдам последние распоряжения и разделю наследство. Он достал бумажник, пересчитал доллары. Хозяйке — двести баксов… Нет, оставим-ка ей еще триста. За месяц вперед. Вдруг другого жильца не найдет? Только куда бы положить?.. Менты ведь наверняка себе по карманам распихают, когда сюда доберутся. А кину-ка я их прямо посередине стола, чтобы все сразу увидели, — может, и не успеют договориться, как поделить.
Ефим взял конверт, вложил туда деньги, написал крупно: «Хозяйке за прожитый месяц». Потом взял еще один конверт, сунул в него четыре тысячи баксов и столь же крупно вывел: «Семьям ментов, погибших от моей руки». Пересчитал оставшиеся. Тысяча двести. На третьем конверте появилась строчка: «А это на мои похороны».
Еще Павел Семенович задолжал ему за Смушкевича штук пятьдесят, о чем в своем последнем слове умолчал. Понятно почему, но все равно обидно. Договорились когда-то, что в случае чего Соломин отошлет причитающийся Ефиму гонорар его матери, Степаниде Ермолаевне Дунаевой, в село Каменки Оренбургской области. Павел Семенович слово держит, не должен подвести.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу