Виктор Пронин - В позе трупа

— И кого допрашиваешь?

— Да вот… Задержали тут одного представителя дружественной державы…

— Амон? — Удивлению Колова не было предела. И Пафнутьев смотрел на генерала уже не просто с любопытством, а даже с восторгом — тот прекрасно вел свою линию, не допуская ни единого сбоя, ни секунды замешательства. Все было настолько точно, настолько хорошо исполнено, что Пафнутьев вынужден был признать — не случайно Колов оказался на своем посту, далеко не случайно. — А ты как сюда попал? — Колов шагнул к Амону с протянутыми для приветствия руками, но, увидев наручники, вроде бы смутился.

— Задержали, Геннадий Борисович.

— Тебя? Ни за что не поверю. Тебя можно задержать или с помощью роты десантников, или же если ты сам того пожелаешь. Скажи честно — разыграл ребят? Шутку сшутил? Ну, отвечай, дорогой! — Колов подошел к Амону, полуобнял его за плечи, легонько потрепал по спине. — А это что у тебя такое? — Он показал на наручники. — Настоящие? — Колов подергал за цепочку, вслушался в ее звон. — Да… Надо же, настоящие. Не жмут?

— Жмут, Геннадий Борисович.

— Анцыферов! — Колов резко повернулся к прокурору. — Что происходит? Мои друзья сидят в наручниках, а я ничего не знаю, продолжаю радоваться жизни, будто ничего не произошло? Как понимать, Леонард?

— Спроси у Пафнутьева… Он все знает. Он у нас тут главный.

— Паша! — с преувеличенной требовательностью произнес Колов. — Отвечай!

— Долгий разговор, Геннадий Борисович.

— Отпустить вроде собрались, — Амон решил внести ясность, хотя для присутствующих все было куда понятнее, нежели самому задержанному. — Вещи вот вернули, — звякнув наручниками, Амон показал на стол.

— Как я понял, остались процессуальные вопросы? — Анцыферов решил застолбить ситуацию, чтобы не смог уже Пафнутьев отступить, переиграть.

— Да, кой-чего осталось, — кивнул Дубовик и, подтвердив слова прокурора и подправив их, дал понять, что дело не только в процедуре освобождения.

— Ага, разобрались, значит, — продолжал давить Колов. — Ну и слава богу. А взяли за что?

— Драка в ресторане, — уныло произнес Амон, потупив взор.

— Дракой в ресторане занимается прокурор города?! — вскричал Колов. — Начальник следственного отдела? — Колов стоял посредине комнаты, выпятив грудь и оглядывая всех гневным сверкающим взором. И всем стало даже как-то неловко за свою ограниченность и злобство. А Пафнутьев — о, этот старый пройдоха Пафнутьев! — и тут решил не упускать момента, устроить маленькую провокацию. И подмигнул незаметно Худолею — начинай, дескать.

— Все из зависти, Геннадий Борисович, все из зависти.

— И кому завидуете?

— Амону, кому же еще!

— И в чем же он вас обошел?

— А посмотрите, — Пафнутьев подошел к столику, где были сложены вещи Амона, проходя мимо Худолея, ткнул его локтем в живот — не теряй времени, дурак пьяный. А взяв со стола фотографию прекрасной незнакомки, Пафнутьев тут же вручил ее Колову. И тот не мог ничего поделать, слишком все было неожиданно, взял в руки фотографию, всмотрелся в лицо женщины. — Видите, с какими красавицами водится ваш приятель, Геннадий Борисович! Какие женщины дарят ему свои портреты! Кто останется равнодушным, кто стерпит? Вот из зависти и загребли мужика.

Колов чуть заметно вздрогнул, едва только взглянул на снимок. Прежнее куражливое выражение на его лице как-то потускнело, не было в нем уже прежней неуязвимости. В сверкающей фигуре генерала проступила растерянность. А тут еще Худолей вился ужом вокруг генерала, беспрестанно щелкая, да так, мерзавец, изгибался, с такой стороны заглядывал, что в кадре обязательно оказывался генерал, портрет женщины в его вздрагивающих пальцах и на заднем плане Амон с убитым видом. Не всегда Худолей был горьким пьяницей, не всегда зарабатывал свой хлеб в вонючих коридорах следственных изоляторов — удачливым фотокорреспондентом был Худолей, пока газетная богема не свела его к этой незавидной должности. И сейчас, оказавшись в положении сложном и непредсказуемом, Худолей не растерялся, в нем проснулся прежний журналистский азарт, и он мгновенно выстраивал кадры по их главному содержанию. А главным в кабинете, это Худолей понял шкурой, потрепанной в редакционных баталиях, главным была ось Колов — Амон. И он забирался на стул, под стол и находил, находил какие-то немыслимые кадры, в видоискателе его аппарата неизменно оказывались и Колов со снимком женщины, и Амон, смотрящий на генерала почти с ужасом.