Ю Несбё: Не было печали

— Вы всего неделю работали, — сказал Харри.

Ула Лунде вопросительно посмотрел на Вальдерхауга. Тот кивнул.

— Так или иначе, — продолжил Лунде, — мы, разумеется, находим поразительным факт, что тот же человек вновь оказался в той же ситуации. Нам известно, что в полицейском корпусе силен дух корпоративной солидарности и сотрудникам неприятно ставить коллег в неловкое положение… э-э… как бы это…

— Заложив их, — подсказал Харри.

— Что-что?

— По-моему, ты слово «заложить» подыскивал.

Лунде снова обменялся взглядами с Вальдерхаугом:

— Я знаю, что имею в виду, но мы предпочитаем называть это «сообщать важную информацию», чтобы правила игры соблюдались. Ты не согласен, Харри?

Передние ножки стула, на котором сидел Харри, со стуком опустились на пол:

— Да в общем-то да. Просто я в терминах не так силен, как ты.

Вальдерхауг уже больше не мог скрывать улыбку.

— Не слишком в этом уверен, Холе, — сказал Лунде, у которого на губах тоже появилась улыбка. — Хорошо, что ты согласен со мной, и раз уж ты много лет работал вместе с Волером, мы исходим из того, что ты хорошо знаешь его характер. Сотрудники, с которыми мы уже беседовали, отмечали бескомпромиссный стиль обращения Волера с уголовниками, а порой и не только с ними. Разве Том Волер настолько безрассуден, чтобы вдруг застрелить Альфа Гуннеруда?

Харри долго смотрел в окно. За снежной пеленой лишь угадывались контуры Экебергского кряжа. Но он знал, что кряж на месте. Сидя за столом в кабинете Управления, он годами наблюдал его там, и он навсегда там останется, зеленый летом, черно-белый зимой. Его не сдвинуть с места, он навсегда пребудет там, и это просто факт. А самое замечательное в фактах то, что можно не думать, желательны они или нет.

— Нет, — сказал Харри, — Том Волер не настолько безрассуден, чтобы вдруг застрелить Альфа Гуннеруда.

И если кто-то из членов комиссии обратил внимание, что Харри чуточку выделил слово «безрассуден», никто, во всяком случае, ничего не сказал.

Когда Харри вышел в коридор, со стула возле двери поднялся Вебер.

— Пожалте, следующий, — сказал Харри. — Это что у тебя?

Вебер поднял пластиковый пакет:

— Пистолет Гуннеруда. Ладно, пойду, хочу поскорее отделаться.

— М-м, — Харри выудил из пачки сигарету. — Необычная пушка.

— Израильская, — пояснил Вебер. — «Иерихон-941».

Харри все смотрел на закрывшуюся за Вебером дверь, пока проходивший мимо Мёллер не обратил его внимание на то, что он стоит с незажженной сигаретой во рту.

В убойном отделе было непривычно тихо. Сыщики и следователи поначалу шутили, что Забойщик впал в зимнюю спячку, а теперь — что дал себя убить и тайно похоронить, чтобы стать вечной легендой. Снег покрывал городские крыши, сползал и снова засыпал их, а трубы спокойно дымили.

Отделы по раскрытию убийств, грабежей и сексуальных преступлений устроили совместную встречу Рождества в столовой. Бьярне Мёллер, Беате Лённ и Халворсен оказались соседями по столу. Между ними стоял незанятый стул и тарелка с карточкой на имя Харри.

— Где он? — спросил Мёллер и налил вина в бокал Беате.

— Разыскивает одного из приятелей Сверре Ульсена, он, по его словам, видел Ульсена с каким-то типом в ночь убийства, — ответил Халворсен, пытаясь открыть бутылку пива одноразовой зажигалкой.

— Ужас какой, — сказал Мёллер. — Передай ему, что он до смерти доработается. Уж на рождественскую-то вечеринку можно было выкроить время, несмотря ни на что.

— Скажи ему об этом сам, — возразил Халворсен.

— А может, он просто не захотел прийти, — предположила Беате.

Мужчины посмотрели на нее и улыбнулись.

— А что тут такого? — рассмеялась Беате. — Вы думаете, я Харри не знаю?

Они выпили. С уст Халворсена не сходила улыбка. Он смотрел на Беате. Что-то — он не мог сказать, что именно, — но что-то изменилось в ее облике. В последний раз он видел ее в конференц-зале. Но тогда не заметил этой живинки у нее в глазах. А какие у нее сейчас яркие губы. Какая осанка.

— Харри подобным мероприятиям тюрьму предпочитает, — сказал Мёллер и поведал, как Линда из приемной СПБ вытащила Харри танцевать. Беате смеялась до слез. Потом повернулась к Халворсену и склонила голову набок:

— А что ты все смотришь, Халворсен?

Халворсен почувствовал, как у него зарделись щеки, и только успел, запинаясь, произнести невпопад «да нет», как Беате с Мёллером снова расхохотались.

Позже вечером он набрался мужества и решился пригласить ее на танец. Мёллер остался в одиночестве, пока на место Беате не плюхнулся Иварссон. Он был пьян и гнусавым голосом стал рассказывать, как однажды в ужасе прятался за машиной, стоявшей перед филиалом банка в Рюене.