Николай Леонов: Защита Гурова

Сидевший в клетке подсудимый был чеченец.

Рядом с клеткой стоял стол, за которым сидели адвокат и его помощник. Далее, в глубине зала, чуть правее стола адвоката, располагалась небольшая трибунка для свидетелей. Опять же справа от трибуны стол, за которым сидел прокурор, напротив свидетеля, на небольшом возвышении, – председатель суда, неподалеку – секретарь. Еще правее, практически у стены, места для присяжных заседателей.

Если бы человеческая ненависть была материальна, то сейчас в зале она достигла бы критической массы, грозила взрывом. Теракт в Москве был не первый, люди гибли и раньше, но преступника задержали впервые, судили впервые и смотрели ему в лицо тоже в первый раз. Подсудимый приводил людей в бешенство не только жестокостью содеянного, но и внешностью, манерой поведения. Был бы пришибленный, уродливый, богом обиженный. А сейчас, сидя в клетке, дрожал бы от страха, плакал, жался в угол, в последнем слове молил о пощаде – еще куда ни шло, а этот же не давал показаний в суде, от последнего слова отказался, слушал приговор, гордо расправив плечи и с легкой нервной улыбкой на плотно сжатых губах.

Оператор телевидения снимал приговоренного и думал, что никто никогда не увидит этой пленки, в голову лезли высокопарные мысли об орле, которого можно поймать и посадить в клетку, но от этого он не перестанет быть орлом.

Председатель суда – молодая красивая женщина, может, излишне полная, таких женщин совсем недавно любили рисовать на огромных полотнах во ржи или в обнимку с буренкой либо трактором – читала приговор хорошо поставленным голосом. Но слова «…к высшей мере наказания…» потонули в едином рыке зала.

– Ему и расстрела мало! – раздался визгливый возглас.

У клетки появились дополнительные охранники, судья предвидела, что осужденного могут отбить и растерзать.

– Внимание! – Голос судьи перекрыл вой зала. – Всем оставаться на местах! Виновные в беспорядках будут задержаны и сурово наказаны!

За окном шелестел первыми золотистыми листьями сентябрь. Воскресное утро хмурилось тяжелыми тучами, но дождь не начинался, и счастливые москвичи самозабвенно горбатились на своих сотках.

Старший оперативный уполномоченный по особо важным делам главка уголовного розыска МВД России полковник милиции Лев Иванович Гуров дачи не имел, потому отдыхал как белый человек. С чашкой кофе в руке он расхаживал по своей благоустроенной квартире и мешал любимой женщине собираться в дорогу. Мария была актрисой и, несмотря на абсолютный застой в кино, вечером улетала на съемки. Роль она получила благодаря тому, что снималась уже двадцать лет, имела множество друзей и поклонников, да к тому же в свои неполные сорок лет обладала прекрасной фигурой. Как объяснил по телефону режиссер, роль Марии в фильме заключалась в том, что она должна была войти в комнату, где «гуляли» мужчины, обнаженной, с подносом в руках, расставить чашки с кофе, присесть на подлокотник кресла одного из мафиози, после чего опрокинуть чашку ему на брюки.

– Спасибо за заботу, Марик, – ответила Мария. – Ты не можешь найти кого-нибудь помоложе?

– Мария, я тоже проклинаю Люмьера с его паровозом, но у нас с тобой нет другой профессии. Поверь, дорогая, там есть чего сыграть. А насчет того, что голышом, так плевать, ты не вчера родилась. Мы сделаем один дубль в пеньюаре, его я и вмонтирую. Ну желает продюсер иметь в кадре обнаженную кинозвезду!

– Я посоветуюсь с мужем и позвоню.

– Вы что, расписались? – удивился режиссер.

– Мы не расписались, но Гуров – мой любимый мужчина. Хочешь с ним поговорить?

– Только без этого! – Режиссер поперхнулся. – Я думал, ты снимешься, никто и знать не будет. Картина скорее всего на экран не попадет.

– Милый, Гуров – сыщик и будет все знать прежде, чем ты дашь команду: «Снято!»

Мария с улыбкой рассказала Гурову о полученном предложении.

– Мы с голода не умираем, – он пожал плечами. – Ты настоящая актриса, предложат что-нибудь еще.

– Обязательно, – передразнивая Гурова, ответила Мария. – Но я согласилась. Необходимо сниматься, иначе потеряешь форму, да и подзабудут.

– Ты, взрослая и умная, будешь разгуливать перед миллионами мужиков голая?.. Валяй!

– Фи, какие выражения! Не голая, а обнаженная. Марк сказал, что сделает дубль в пеньюаре, значит, сделает, и не будь ханжой. Все! Не желаю на эту тему разговаривать!

Больше и не разговаривали, сегодня Мария улетала. Гуров ревновал и отнюдь не оттого, что ей предстояло сниматься обнаженной. Каждый раз, как она улетала на съемки, сыщик беспокоился. Мария взяла у Гурова чашку с кофе, заглянула в лицо, сказала: