Николай Леонов - Потерянный родственник

Однако прошло время, и Перфилов стал ждать возвращения этих страшных людей как избавления, потому что неопределенность вкупе с темнотой и холодом были еще хуже.

Кроме отчаяния и страха, Перфилова одолевали мысли. Их было необычно много, и они резко отличались от его обыденных представлений, от тех правил, которыми Перфилов обставил свою жизнь, руководствуясь своим, в общем-то, удачным и безоблачным жизненным опытом. Ему всегда везло, и, хотя больших высот Перфилов не добился, та ниша, которую он облюбовал себе в мире, вполне его устраивала. Все катилось по наезженной колее – работа, развлечения, женщины. Какие-то проблемы возникали, но тут же и решались, не давая повода всерьез задуматься. Может быть, в последнее время проблем стало чуть побольше, но Перфилов до сих пор думал, что еще долго продержится без серьезных потерь. Вышло иначе, и это напугало Перфилова ничуть не меньше, чем нападение неизвестных ему людей.

Дрожа от холода и страха в темном подвале, Перфилов вдруг решил, что отныне навсегда бросит пить. Если все обойдется, он больше не возьмет в рот ни капли спиртного. И это решение не стоило ему ни малейших усилий, потому что – самое удивительное – сейчас он и в самом деле не нуждался в алкоголе. Он был чист внутри, словно заядлый абстинент, никогда не нюхавший водки. Стресс странным образом встряхнул его организм. Одно плохо – слишком мало шансов было на то, что Перфилову удастся осуществить свой благой порыв. Постепенно его все больше стало одолевать убеждение, что он доживает свои последние часы на этой земле.

Но чего хотят от него эти непонятные люди? Что он сделал такого, за что его стоит разыскивать по всей Москве, выкрадывать средь бела дня и запирать в каком-то угрюмом подвале? Проступок должен быть очень серьезным, но никакого намека на серьезные события Перфилов в памяти не обнаружил. Даже смерть Марины он еще не воспринимал как неизбежную реальность. Его потрясли слова Гурова, но осознать в полной мере Перфилов их еще не успел. Он запомнил Марину живой, здоровой и сердитой. Но в тот последний момент он уже немного протрезвел. Прочее же улетучилось. Память, похожая на решето, – это был еще один повод дать решительный бой собственному пьянству. Перфилов отлично знал, что подобные провалы – симптом крайне неприятный, свидетельствующий о серьезном неблагополучии с психикой. Раньше ему не хотелось в этом признаваться, но теперь не было никакого смысла себя обманывать – он превращается в самого настоящего алкоголика. Может быть, этот процесс не такой явный, и он не режет глаз окружающим, как, например, фигуры пропитых бомжей в подворотне. Но это слабое утешение. Рано или поздно он тоже этим кончит. Пока Перфилов делает только первые шаги к распаду, но зато шаги эти с полным правом можно назвать семимильными.

Перфилов нисколько не жалел о своем решении бросить пить. Водка его погубила и поставила под угрозу само его существование. Зато сейчас Перфилов бы не отказался от сигареты – курить ему хотелось все сильнее, но свои сигареты он оставил у Ленки – можно сказать, впопыхах. Желание хотя бы разок затянуться сделалось в конце концов просто невыносимым. Измученный Перфилов начинал подумывать о том, что даже смертникам дается право на последнее желание. Пожалуй, сейчас он выбрал бы сигарету. Нет, конечно, в первую очередь он выбрал бы свободу, но если уж не судьба, тогда Перфилов остановился бы на сигарете. Он сам удивился, как, оказывается, мало нужно ему от жизни. Вот только по-прежнему он был один, и некому было предложить ему выбрать последнее желание.

Перфилов не представлял, сколько времени находится в подвале. Все обычные представления сместились, границы между реальностью и кошмаром стерлись. Иногда Перфилову начинало казаться, что он в заточении уже целую вечность. Вечность, как ей и полагалось, была ледяной и беспросветной, и конца ей не было.

Несмотря на муки, Перфилов, кажется, все-таки задремал ненадолго – провалился в темноту, еще более глубокую, чем та, которая его окружала. Этот короткий сон был похож на смерть или, скорее, на репетицию смерти. А потом Перфилов проснулся от стука собственного сердца. Оно колотилось как бешеное – казалось, эхо его ударов мячиком отскакивает от бетонных стен и рушится на голову со всех сторон.

И вдруг Перфилов понял, что слышит не только стук сердца – наверху неожиданно загремела железная дверь. И вслед за этим раздались размеренные тяжелые шаги нескольких человек, которые цепочкой спускались вниз по лестнице.