Николай Леонов: Дьявол в раю

– А если я не соглашусь? – Петр выпрямился, отряхнулся, почувствовал себя увереннее.

– Плохо. Возникнут сложности, – Гуров сделал шаг назад. – Я сломаю тебе руку. Ну и, к примеру, нос. Мы проведем некоторое время в полицейском участке, где тебя подлатают, наложат гипс. Ты вел себя неэтично по отношению к моей даме. У меня свидетель. Да и дракой русских между собой турецкую полицию не удивишь. Я излагаю доходчиво?

Петр уже почувствовал физическое превосходство противника. Но главная угроза исходила от голоса Гурова. Спокойствие, уверенность, даже безжалостность. И еще – может быть, самое страшное – равнодушие этого человека буквально подавляло.

– Чего ты думаешь? Тебя и просят о ерунде. Последняя ночь, ты хочешь провести эту ночь со своей пассией.

– И все? – недоверчиво просипел Петр.

– Естественно, нет. – Гуров усмехнулся. – Когда вы разойдетесь по номерам, я у тебя даму заберу. Нам необходимо поговорить.

– А если я против? – неожиданно вмешалась Мария.

– Машенька, ты передумаешь. – Гуров вновь взглянул на Петра. – Говори «согласен» и уходи.

Петр ничего не сказал, лишь кивнул и пошел по аллее к жилым корпусам.

– Ты хочешь жениться на мне, – твердо сказала Мария.

– Не надо переживать, Машенька, – Гуров взял ее под руку. – Чем больше избита истина, тем она вернее. Иначе люди не повторяли бы ее веками. И я, не краснея, скажу: жизнь – сложная штука. Ты правишь в своем мире, я – в своем. Надо уметь быть и царем и рабом. Завтра вечером мое царствие закончится и начнется твое. Потерпи, родная, осталось совсем немного.

Около двух часов ночи Гуров сидел с Эльзой на лавочке, держал женщину за руку. Парк еще жил, по аллеям бродили люди, слышался говор и смех.

– Я не понимаю, да и не желаю понимать, что происходит, – возбужденно, но вполголоса говорила женщина. – Я хочу домой.

– Как давно Екатерина шантажирует вас? Она вынуждает вас уродливо одеваться, носить кошмарный парик, боится, что вас случайно узнает кто-нибудь из ваших бывших мужчин?

– Но если вы все знаете, зачем мучаете меня?

– Не знаю. Теоретически мне на вашу судьбу наплевать. По жизни я сочувствую вам.

– Вы способны сочувствовать? – Женщина пыталась придать своему тону сарказм.

– Ваш муж депутат? Он встретит вас в багажном отделении аэропорта и выведет мимо таможенников?

– Откуда вы все знаете?

– Профессия. Но с наркотиками задерживают и депутатов, и дипломатов.

– Если знают точно.

– Я знаю точно. Не берите коробку у Петра. Пусть он вынесет ее сам.

– И его задержат?

– Какое вам дело? Его не задержат. Вы уезжаете с мужем и отправляетесь в гости, на неизвестную дачу, к черту на кулички… Это ваша чисто женская проблема. Нам надо, чтобы в Москве вы растворились. Пусть Петр сам продвигает груз в нужный адрес.

– Вы решили спасти меня? – прошептала женщина.

Если бы ситуация не была столь напряженной, Гуров не выдержал бы и рассмеялся, но в данный момент лишь закашлялся.

– Идите и поите его. Утром он должен опохмелиться и в самолете добавлять. Тогда ваша задача упростится до минимума. Остальное вас не касается.

Гуров проводил женщину до номера и пошел к себе. Мария спала или не спала, просто лежала, плотно завернувшись в крахмальную простыню. Гуров тихо занял свое место и замер. Он знал, что не заснет. Лежать придется около пяти часов.

Первое впечатление от салона самолета было шикарное: три ряда по три кресла в ряду, два прохода, простор и удобства. Такое ощущение сохраняется у человека до момента, когда люди начинают рассаживаться. Тут выясняется, что в проходе двум пассажирам разминуться трудно, а когда наконец сел, то упираешься коленками в спинку кресла впереди. А если человек решит спинку своего кресла откинуть, то другому, сидящему позади, необходимо решить проблему своих ног. Если рост у него до ста шестидесяти, то сложностей почти не возникает. Ну а если вымахал за сто восемьдесят, терпи! Благо, перелет короток – три часа с минутками. В общем, «пользуйтесь услугами Аэрофлота»!

Как ни роскошна жизнь в дорогом отеле, словно в раю, а домой нормальному человеку вернуться не терпится, и временные неудобства воспринимаются философски. «И не такое терпели». «Главное, чтобы эта керосинка до Москвы добралась». «Дружище, ты бутылку не потерял? Наливай, пока не поднялись».

Трое молодых незадачливых коммерсантов заняли места в последнем ряду и о своей трезвости даже не вспоминали. Бутылки они сложили на свободное кресло, где должен был находиться фиксатый Борис. Но он, как известно, пребывал в другом месте.