Анатолий Степанов - День гнева. Повести

— Она что — Ромкина любовница? — спросил Смирнов.

— Подружка, во всяком случае. Всегда с ним, — уходя от прямого ответа, сказал Алик.

— А жена Ромкина как на это смотрит?

— А жена никак на это не смотрит. У настоящих армян настоящие жены.

— Живут же люди! — позавидовал Смирнов.

— Ну, как мы? — горделиво спросила Галочка, вернувшись. Даже не запыхалась. Казарян молча отдыхал.

— Вы, Галочка, прелестны! — искренне откликнулся Смирнов.

— Вот так-то! — Галочка бурно уселась за стол и предложила. — Наливайте.

Горячее еще готовили. Поэтому выпили опять же под закусочку. Снова вступила музыка, и солист заныл нечто из Малежика.

— Кто это? — красивым и не своим — грудным голосом — спросила Галя.

На пороге их помещения стоял очень страшный человек. Опаленный — не в переносном, а в самом прямом смысле слова — огнем человек. Неподвижное, стянутое плоскими шрамами лицо, истонченный ожогом нос, остановившиеся, все ненавидящие глаза. Был человек одет, как жених, — в черном костюме, галстук-бабочка. Человек улыбнулся безгубым ртом и вежливо сказал:

— Ваша дама чудесно танцует. Разрешите пригласить ее на танец.

Первым опомнился Алик. Он положил ладонь на лежавшую на столе Галочкину руку и ответил:

— Прошу прощения, но этот танец дама обещала мне.

— На этот раз опоздал, — человек второй раз улыбнулся и ушел, не оборачиваясь.

— Господи, бывают же такие страшные! — тихонько пожаловалась всем Галочка.

— Пойдем плясать, Галя, — со вздохом пригласил ее Алик. — Деваться нам с тобой некуда.

В этом сочетании плясалось грустнее как-то, но тоже ничего.

— Что он хотел он нас? — спросил Казарян.

— От Галочки, — поправил его Смирнов. — Он хотел танцевать с ней.

— Ты глаза его видел?

— Лирика. Глаза, как глаза, — весело ответил Смирнов.

— Поостеречься бы.

— А чего бояться нам, законопослушным гражданам?

— Не в меру ты игрив, Саня.

Вернулась танцевальная пара. Пляска их слегка развеяла, и поэтому Галочка вспомнила свой первоначальный призыв:

— Наливайте!

— Горячего подождем, — возразил Смирнов.

— Чего, чего, а горячего ты дождешься, — зловеще пообещал Казарян.

Не послушали Смирнова, налили, но выпить не успели: опять заиграли лабухи (на этот раз из Кузьмина) и опять явился человек в бабочке. Был он краток:

— Разрешите. — И скрыл в полупоклоне излишне впечатляющее лицо.

— Извините, но… — Галочка сбилась, потому что подходящего «но» найти не смогла. Человек в бабочке помог ей:

— Теперь с вами хромой дедок танцевать будет?

— А как ты догадался? — по праву дедка на «ты» обрадованно откликнулся Смирнов.

Набежал Жека с горячим, и не дал человеку ответить. Осетрину на вертеле принес. Раскидал порции по клиентам, предварительно убрав грязную посуду, и недолго постоял у стола, отечески грустно оценивая взглядом, все ли в порядке на вверенном ему объекте. Недолго постоял, но до тех пор, пока обожженный человек не ушел. Осетрина была хороша — потянулись к рюмкам.

— Галочка пусть выпьет, а нам, я думаю, хватит, — решил за мужчин Казарян.

— Я одна пить не буду! — обиделась Галочка. — Что я, алкоголичка?

— Надо, Галя, надо, — строго присоветовал Казарян. Алик хихикнул.

— А зачем? — удивилась Галя.

— Для конспирации, — шепотом пояснил Казарян.

— Ну, раз для конспирации… — Галя покорилась и лихо метнула рюмку.

— Из всего-то вы цирк устраиваете, — сказал Смирнов и поднялся. — Пойду прогуляюсь.

Для начала он спустился в сортир. Справив дела, вымыл руки и посмотрелся в зеркало. Не поняв, хорош он или плох, Смирнов закрыл глаза, помотал башкой и снова посмотрел на себя. Вроде ничего. Стуча палкой, поднялся по лестнице и свернул налево, в бар.

Полным-полно там народу было. Девицы все с пацанами. Сидели за столиками, высасывали через соломинки нечто желто-ледяное из высоких стаканов. Глубинно, как из подземелья, неслась через динамики стационарного магнитофона глухо булькающая музыка, давали беззвучные картинки два включенных телевизора, и, естественно, мелькал красный свет. Смирнов подошел к стойке и с помощью палки взобрался на высокий табурет. На единственный свободный. Рядом сидел обожженный человек в бабочке.

— Пачку «Беломора» и попить что-нибудь, — сказал Смирнов бармену и добавил, увидев непонимающе поднятые барменские брови: — Не выпить, а попить.

Бармен шикарно швырнул пачку папирос под правую руку Смирнова, где-то под стойкой сорвал крышку с бутылки «пепси» и опрокинул ее над большим стаканом. Пена поднялась шапкой, но на стойку не сползла. Постояла-постояла, да и осела в стакан. Бармен был умелец. Смирнов отхлебнул водички, закурил беломорину.