Анатолий Степанов - День гнева. Повести

— Все меня сегодня завтраками кормят! — раздраженно заметил Смирнов, но тут же спохватился. — Спасибо, лейтенант. Я к вам завтра зайду.

Казарян повертел самшитовую трость, подкинул слегка и поймал, проверяя тяжесть. Потом кинул ее Смирнову и спел, развязно, давно забытое:

Алик же вкрадчиво спросил:

— А зачем тебе, Саня, дубовый дрын?

— Самшитовый, — поправил его Смирнов. — Ничего себе палочка, да?

— От кого отмахиваться собираешься? — поставил вопрос ребром Казарян.

— Пока не знаю, — признался Смирнов и начал вроде бы о другом. — Ребятки, я вас назавтра приглашаю в ресторан. За город.

— Алька, он копает, — брезгливо заметил Казарян.

— Свинья — она грязь всегда отыщет, — грустно откликнулся Алик.

— Ответил бы вам, козлам, как следует, но смолчу. Вы мне нужны назавтра. Ну, как?

— Бросать слабоумного друга в беде — неблагородно. А мы — люди благородные, — с чувством сказал Алик и положил благородную руку на благородное плечо Казаряна.

— С вами в ресторане от скуки сдохнешь. Я дамочку прихвачу, — решил Казарян.

— А дамочка ничего? — оживился Смирнов.

— Дамочка ничего себе, — успокоил его Казарян. — Моя ассистентка. Галей зовут.

— Поставьте галочку! — заблажил Алик.

— Поставьте точку, пошляк — осадил его Казарян.

— Пацаны, вам скоро на пенсию, а вы все резвитесь.

— Кинорежиссеры на пенсию не уходят, — ответил за Казаряна Алик.

— И обозреватели тоже, — сказал за Алика Казарян.

— Следовательно, среди нас троих только один старый хрыч — я, — догадался Смирнов.

— Ты не хрыч, ты — дитя, — успокоил его Алик. — Легковерное, наивное, легко возбудимое.

— Может, не будешь влезать, Саня, а? — серьезно спросил Казарян. — Может, без тебя разберутся? Тот же капитан Махов, а?

— Не разберутся.

— Втянешь ты нас в историю, — тоскливо подытожил Казарян.

С утра Смирнов отправился в райисполком. Для солидности нацепил на джинсовую рубаху внушительную свою орденскую колодку — получилось забавно — и отправился. Он долго бродил по коридорам, отыскивая нужный ему отдел. Отдел нашел, но там ничего определенного сказать ему не могли, посоветовали обратиться к начальнику, который, естественно, был на совещании в Моссовете. Ждал до обеденного перерыва, не дождался, пообедал вместе с работниками районного мозгового центра и дождался наконец.

Гражданин хороших начальнических лет — вокруг пятидесяти — принял его прекрасно, можно сказать, демократически принял. Встал из-за стола, усадил, трогал руками, смотрел на рядового посетителя участливо и доброжелательно. Успокоился, поняв, что все в порядке, сам уселся и взял быка за рога:

— Слушаю вас, Александр Иванович!

Успели уже доложить сотрудники. Поэтому Смирнов начал с вопроса:

— Вам о моем деле уже, наверное, доложили ваши подчиненные?

— Доложили, доложили, — мягко, с юмором подтвердил начальник.

— Тогда у меня к вам всего один вопрос, Лев Сергеевич, — начал было Смирнов, но начальник перебил его с еще большим юмором:

— И имя-отчество доложили мои сотрудники?

— Не доложили, а предложили. Предложили называть вас Львом Сергеевичем.

— Как вас теперь называть… — со смешком вспомнил старый фильм Лев Сергеевич. — Но меня действительно так зовут. И теперь, и с самого рождения.

Пошутили достаточно. Теперь можно и по делу. Смирнов заскорбел лицом и спросил:

— Могу ли я узнать у вас, давалось ли райисполкомом разрешение на открытие кооперативного кафе в Тихом переулке? Ваши сотрудники постарались избежать официального ответа на этот вопрос.

— Мои сотрудники поступили совершенно правильно.

— Сведения такого рода — государственный секрет? Или тайна, которая может быть использована во вред кому-нибудь?

— Все проще, Александр Иванович, все значительно проще. По роду своей деятельности, деятельности органа, избранного народом, мы обязаны стоять на страже интересов наших клиентов, деятельность которых определена новым законодательством.

— Значит, вы дали разрешение на открытие кафе гражданину Шакину В. В.?

— Откуда вы это взяли?

— Раз вы защищаете интересы ваших клиентов, значит, такие интересы имеются. Следовательно, вы дали разрешение. А если вы разрешения не давали, значит, и интересов нет, и защищать нечего.

— Вы по-прежнему мастер вопросов, Александр Иванович. Или, что точнее, мастер допросов. Я ведь вас очень хорошо помню.