Анатолий Степанов - День гнева. Повести

— Паленый! — крикнул обиженно кто-то из оставшейся четверки, и паленый сей же миг возник неизвестно откуда.

— Достань его, Алик! — попросил Смирнов, и Алик сказал обрадованно, призывая паленого к себе: — Красавец ты мой! Явился наконец!

Человек в черном ощерил безгубый рот и, сделав шаг вперед, показал, что будет бить правой — обманка для фрайеров. Алик, обозначив правый уклон, тут же резко ушел влево и достал паленого правым крюком в печень. И — пока не упал — прямым в подбородок. Все. Израсходовал оба своих полноценных удара. Но для паленого этого было достаточно. Он лежал рядом с каратистом. Обработанный Казаряном, правда, уже сидел, держась за разбитое лицо.

Четверо пятились от старичков, старательно демонстрируя, что, хотя и пятятся, но нападут. Не сейчас, но вот-вот. Казарян кинул себя вперед последним своим прямым ударом и достал одного.

Завыв мотором, «восьмерка» на первой скорости, рывками, двинулась к полю битвы.

— С ручняка сними, дура! — заорал Казарян. Галя услышала и машина остановилась рядом с ними. Казарян распахнул дверцу:

— Быстро, быстро.

Алик и Саня, беззвучно матерясь, пролезли на заднее сиденье. Вдалеке, наконец-то, забулькал милицейский свисток.

— Да поедешь ты? — страшным голосом заорал Казарян на Галю, и они поехали.

Переезд через фрязинскую ветку был закрыт: издалека стучала приближающаяся электричка Казарян открыл дверцу, обошел капот и сказал Гале:

— Подвинься.

Сзади подкатил таксомотор и гуднул. Казарян обернулся. Таксист через окошко показывал большой палец.

— Что же не помог? — мрачно спросил Казарян.

— Не успел. Пока монтировку искал, вы уже дело сделали.

— Долго искал.

Казарян влез за руль. Пошарил по карманам, нашел коробочку, поел блестящих шариков. Пробежала электричка, уютно светя желтыми окнами. Подняли шлагбаум.

На Ярославском шоссе Казарян дал девяносто и виртуозно засвистал пугачевскую «Делу — время, делу — время, потехе — час!». Галя вдруг, как тот, что сидел на площади, прикрыла лицо ладонями.

— Пристегнись, — сказал Казарян.

Галя отняла руки от лица, щелкнула ремнем безопасности. Казарян добавил:

— И успокойся.

— Как вы можете, как вы можете так! — запричитала она и опять закрылась ладонями.

— Не понял, — строго заметил Казарян. Галя снова отняла руки от лица, посмотрела на него, обернулась и быстро глянула на Алика с Саней.

— Вы — мясники! Вы понимаете, что вы — мясники, убийцы?

— Не понимаем, — всерьез отозвался Смирнов.

— А, да что с вами разговаривать! — Галя махнула руками и заплакала.

— Ты получше поплачь, — посоветовал Казарян. — Помогает.

Галя заплакала в голос, а Алик спросил у Смирнова:

— Ты за этим в Москву приехал, развлечься? Скучно там, у моря?

— Дурак ты, Алька, — ответил ему Смирнов.

— Ловко ты этого каратиста достал, — вспомнил Казарян.

— Мне один капитан-десантник, афган, про этих каратистов все точно объяснил. Вся эта хренотень — набор штампов. У хорошего каратиста их шестнадцать, у приличного — восемь, а у таких вот — четыре, не больше. И обязательно с копыта начинают. Так что достать такого — дело нехитрое.

— А ножки ослабли. И в коленях — мандраже, — проанализировал свое состояние Алик.

— Сам же говорил — нас теперь на два удара хватает. И все. Следовательно, ты использовался полностью.

— Да, ребятки, старость — не радость! — любимым своим трюизмом откликнулся Смирнов.

— Старички, — про себя решила притихшая уже Галя. — Богобоязненные старички. — И хихикнула.

Казарян покосился на нее и спросил:

— Отошла?

— Симпатично погуляли. Развеялись слегка.

Въехали в Москву. Довезли Галю до ее дома, а сами поехали к Алику.

Умываясь в ванной, Алик увидел себя в зеркале и огорченным криком задал вопрос Смирнову и Казаряну, устало возлежащим в креслах перед выключенным телевизором:

— Когда же я себе личность так покарябал?

— Во-первых, известно когда, — ответил Казарян. — А во-вторых, не ты, а паренек, которого ты достал. Он падал, ручками от огорчения взмахнул слегка и тебя задел.

— Да… А мне в понедельник записываться на телевидении, — сообщил, войдя в столовую Алик, и вальяжно рухнул на диван.

— Загримируют, — мрачно успокоил его Смирнов.

— Загримировать они, конечно, загримируют, а что я завтра на даче Варьке скажу?

— Скажешь, что очередная дамочка в порыве безудержной страсти… — вяло пошутил Казарян.

— Мимо тещиного дома я без шуток не хожу, — вспомнил известную частушку Алик.