Игнатьев замолчал на полуслове, увидев, как открылась дверь и в зал для совещаний вошел Соколовский. Он взял стул и сел возле Игнатьева за большой стол. Идеальный дорогой костюм, салонная стрижка, спокойное лицо и уверенный взгляд без признаков истерики.
— Извините, чуть не опоздал. Или опоздал? Ну, тем более извините.
— Соколовский, ты что тут делаешь? — начал медленно выходить из себя Игнатьев. — Мне вызвать охрану?
— Зачем позориться, Аркадий Викторович? — спокойно сказал Соколовский и бросил на стол перед Игнатьевым черную папку, объяснив всем присутствующим: — С сегодняшнего дня я управляю семью процентами акций этой компании. Представляю всех ваших миноритариев. Кто сомневается — проверьте сами. Документы в папке.
Игнатьев смотрел на Соколовского, и лицо его делалось каменным, только в глазах было больше ненависти, чем презрения или обычной злости. Игорь снова повернулся к Игнатьеву:
— Ну что, Аркадий Викторович? Будем работать! Какая на сегодня повестка дня?
Игнатьев с треском сломал в руках авторучку, которую все это время сжимал в руках.
Игнатьеву пришлось заканчивать заседание совета директоров в присутствии Соколовского. Благодаря огромному самообладанию Аркадий Викторович сохранял непроницаемое лицо. Хотя ему пришлось терпеть не просто присутствие сына своего бывшего партнера, но и его хамское поведение. Соколовский, откровенно и нагло развалившись в кресле, делал из бумаги самолетики.
— Господа, на этом все, — заключил Игнатьев, но Соколовский тут же встрепенулся и стал тянуть вверх руку, как на школьном уроке. Стараясь не смотреть на него, Игнатьев продолжил: — О дне следующего заседания совета директоров вы будете оповещены отдельно.
— А я еще про импортозамещение хотел поговорить! — заявил Соколовский, чувствуя, что добровольно ему слова никто не предоставит. — А то миноритарии очень волнуются.
— И о чем же они волнуются? — холодно осведомился Игнатьев.
— О том, какими путями идем, товарищи. Даем взятки на таможне, продаем запрещенный товар. Что, потребитель не обойдется без итальянской моцареллы? Да он ее от рязанской вообще не отличит.
— Игорь Владимирович, вы здесь человек новый. Не все правила игры поняли.
— Я понимаю, что товар нужного качества можно получить двумя способами — законным и не очень, — веско объявил Соколовский.
— У вас есть конкретные предложения? — со сдержанной усмешкой спросил Игнатьев.
— Начнем скупать фермерские хозяйства, — стал перечислять Соколовский, примериваясь, куда бы запустить бумажный самолетик, — войдем в бизнес, разовьем под себя, создадим сеть. Долой контрабанду, дорогу российскому фермеру!
— Слишком много расходов при слишком долгой отдаче.
— Зато миноритарии будут спать спокойно! — Соколовский встал и смял свой самолетик. — Подумайте, господа. И займитесь реальным делом, а не игрой в лихих контрабандистов. Все. Пора защищать страну от жуликов и воров. Приятного всем дня.
Выдержав взгляд Игнатьева, Соколовский вышел из зала. Пытаясь представить реакцию Игнатьева там, в зале для совещаний, он дошел до стойки секретарей на ресепшен. Яна сидела на своем рабочем месте одна. Увидев Соколовского, она вопросительно посмотрела на него.
— Не волнуйтесь, — чуть наклонившись к девушке, тихо сказал ей Игорь. — Я не стану еще раз приглашать вас в ресторан. Просто напоминаю: наш уговор в силе. Я жду.
— Не стоит напоминать мне об этом здесь, — нахмурилась Яна, но больше ничего сказать не успела. В этот момент у нее зазвучал в интеркоме голос Игнатьева:
— Немедленно список миноритариев, которые передали Соколовскому право голоса! Я хочу поговорить с каждым!
— И всем привет от меня, Аркадий Викторович, — опередил Яну Соколовский, наклонившись к интеркому. — Мент Мажор на страже их семи процентов!
— Урод! — не сдержался Игнатьев.
Под утро улицы чуть припорошило сухой снежной крупой. И вместо шорканья дворницких лопат во дворах слышались звуки метел и синтетических щеток. Бомж с неопрятной бородой, в которой, наверное, еще с лета застряли опилки, обходил свою территорию. В мусорных баках всегда можно было найти что-то съедобное и даже полезное. Вчера кто-то выбросил еще вполне годную меховую безрукавку, два дня назад — чуть порванные мужские сапоги-дутики. Но лучше всего летом, когда в банках и выброшенных в баки бутылках часто можно найти остатки пива.
Отогнув край картона, бомж вытаращил глаза. В баке, согнув колени, на боку лежал труп молодого мужчины с окровавленной головой. Но самое страшное зрелище представлял обрубок его руки. Рука была отрезана по самый локоть. Роняя свои пакеты с найденной «добычей», бомж стал испуганно пятиться и упал на снег на глазах дворника-таджика.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу