Георгий Вайнер: Райский сад дьявола

— Сережа, похлебка была пустая… Не бери в голову… Ты ведь теперь свободен…

И бросила трубку.

Упал — отжался. Уснул засветло, очнулся — густой вечерний сумрак. Лена сидит на ковре рядом с диваном, смотрит мне в лицо, улыбается. Проснулся совсем и понял, что очень устал.

— На закате спать вредно, — сказала Лена. — Голова будет болеть…

— Чему там болеть? Лица кавказской национальности утверждают, что там кость…

— Наверное, — засмеялась она. — У тебя там драгоценная, слоновая кость… Покрыта тайными хитрыми письменами… Как дела?

— Недостоверно прекрасны. Боязно, что сглазят. Я теперь свободен…

— В каком смысле? — осторожно спросила Лена.

— Во всех. — Я сел на диване, обнял ее за плечи. — Вольную получил, купчая крепость сожжена, я теперь вольноотпущенник без надела…

— От кого вольную? — уточняла моя любимая. — Ты что, уволился?

— Вчистую! От всех! Хочешь посмотреть на отвязанного?

— Слушай, отвязанный, — засмеялась Лена, — я надеюсь, что ты хоть одну привязанность сохранил…

Я покачал головой:

— Нет, любимая. Ты не привязанность. Ты — моя порочная, дурная, тайная страсть…

— Не пугай! Экий маркиз де Сад сыскался! — Легла рядом со мной на диван и стала быстро, сладко, щекочуще целовать. А я в полузабытьи бормотал:

— Ты — моя зависимость! Как наркота, как ширево! Как пьянь, как курево…

— Поискать нарколога? — грустно усмехалась Лена и шептала, подсмеивалась: — Закодируем тебя — станешь как новенький, стерильный… Забудешь меня, все проблемы решатся, все станет легко и просто…

Мне уже никогда не будет легко. А просто сейчас даже у кошечек не выходит.

Не хочу открывать глаза, хочу жить в маре, соблазне, в неподвижном сладком туманном дурмане. В хитиновой скорлупе. Закуклился.

Любимая, я — потерявшийся в толчее людской ярмарки мальчонка. Обними меня, прижми крепче, утешь — пусть раскачает нас волна волшебной соединенности на старом, скрипяще-поющем под нами диване, который ты со смехом называешь «скрипкой». Хочу жить в беспамятстве. С тобой.

И лоно твое — перламутрово-розовое, в мягких складках, с таинственной глубиной, как тропическая раковина каури.

Женщины делают гибкое змеиное движение задницей — вперед-назад, с боку на бок — вдевая себя в трусики. Занавес опускается, представление кончается. Объявляется антракт.

— Я еду в командировку… — сказала Лена.

Разнеженный, расслабленный, демобилизованный, я спросил беспечно:

— Когда?

— Послезавтра!.. — крикнула она из кухни.

— Куда?

— В Нью-Йорк… — Гремели кастрюльки на плите. Так! Уже интересно. Сегодня было много интересных новостей.

— Надолго?

— Месяцев на шесть… Может, на год… — Конец фразы отрезала шипящая струя воды в мойке.

Ага, неплохо! Как там поется? И бился синий свет в окне, как жилочка на шее. Надо сохранить лицо. Как говорит Лена — мент с человеческим лицом.

Любопытно, как мы все всегда во всем врём друг другу. Наверное, невозможно говорить правду. Какой дурак сказал — прост, как правда? Правда — штука невыносимо сложная. Только во лжи есть мягкая гармония искусства. Правда — это злой хаос жизни.

— Что ты молчишь? — Лена стояла в дверях и смотрела на меня сердито-шкодливо.

Ну вот — на колу мочало, начинай сначала.

— А что я могу сказать? — развел я руками. — Поздравляю! Я рад за тебя! Счастливого пути… Удачного взлета, мягкой посадки, семь футов под килем… Добро пожаловать! Ю ар велком в город Большого Яблока…

— Ну чего ты юродничаешь, Сережка? — жалобно спросила Лена. — Ты понимаешь, что от таких поручений не отказываются?

— Понимаю, — кивнул я покорно. — А что ты там будешь делать? Столько времени?

— Стажировка в «Ферст рипабликен Нью-Йорк бэнк», — ответила Лена, и голос ее звенел. — Если я пройду ее, меня назначат директором операций по Восточной Европе…

— Ты пройдешь ее с блеском, я в тебя верю. Операции с Россией входят в Восточную Европу? — спросил я на всякий случай.

— Естественно!

— Это мой друг Серебровский договорился? Там, в нью-йоркском банке?

— Да, конечно. — Она помолчала миг и спросила осторожно: — Сережечка, ты недоволен всем этим?

— Как тебе сказать? Я озадачен…

Лена обняла меня крепко и быстро зашептала:

— Серега, не дуйся! Поехали вместе! Никогда такой возможности больше не будет! Ничто не держит, денег нам хватит, там у тебя и будет воля от всего! Тебе сейчас нужна пауза, ты там передохнешь, осмотришься, примешь решение — как жить дальше! Поехали, дорогой мой мент с человеческим лицом! Не рассусоливай, не копайся в себе, не прицеливайся в других — просто взяли и поехали! Тебе же хорошо со мной?