Аркадий Адамов - Болотная трава

Вначале Лосев, добравшись до высокой и длинной буфетной стойки, не увидел буфетчицу, зато сразу же заметил пирожки, жареные пирожки с мясом, как было указано на этикетке, лежавшей рядом с блюдом. Тут же находились и бутерброды с сыром, непременная принадлежность буфетного ассортимента. Только лишь пива, естественно, не было. Оно теперь относилось к дефициту, и это обстоятельство следовало учесть в предстоящем разговоре. И тут он увидел наконец и буфетчицу, она с усилием протиснулась из какой-то дверцы между полками. Это была средних лет, необъёмной толщины женщина. Растянутый до предела белый испачканный чем-то халат еле выдерживал напор её могучих форм. Мясистое, расплывшееся лицо её блестело от пота, на грубо крашенных бронзовых волосах еле удерживалась белая несвежая наколка. Жирной, обнажённой до локтя рукой буфетчица откинула со лба прядь волос и холодно, настороженно взглянула на подошедших мужчин.

— Здрасьте, Мария Савельевна, дорогуша, — задушевным, почти игривым тоном произнёс Войцеховский, пряча усмешку, которая предназначалась Виталию, уж очень тот был в первую минуту поражён видом этой женщины, ожидая увидеть что-то прямо противоположное. — У нас к вам просьба, Мария Савельевна, — тем же тоном продолжал Войцеховский. — А точнее сказать, вопросик.

— Ну и чего надо? — грубовато и величественно спросила буфетчица. — Ничего не получила, чего тебе надо, сразу скажу.

— При чём здесь «получила», — с досадой возразил Войцеховский. — Я же русским языком говорю: есть вопросы. Вот у товарища есть к вам вопросы, — он указал на Виталия. — Наш товарищ, из города.

Мария Савельевна всем своим тучным телом грузно повернулась к Лосеву. Глаза их встретились, и неожиданно на отёкшем, суровом лице буфетчицы мелькнуло какое-то подобие улыбки и суровый взгляд чуть смягчился.

— И какой же у вас вопрос ко мне, гражданин? — спросила она уже совсем не сухо и не величественно, как вначале, а с некоторой, казалось бы, симпатией и даже желанием помочь.

— У меня их целых четыре, с вашего разрешения, — улыбнулся Лосев.

— Ну давайте, давайте, хоть четыре, хоть сколько, — добродушно разрешила Мария Савельевна. — Раз уж из города приехали. Надо же.

— Первый: вы работали позавчера вечером?

— А как же. До ночи чухонилась. Пропади оно всё тут.

— И вот пирожки эти, — Виталий указал на стойку, отметив про себя, между прочим, изменения в тоне, каким теперь говорила с ним буфетчица. — Они позавчера тоже в продаже были?

— Ну, были. Что ж тут такое? Товар ходовой.

Она снисходительно усмехнулась.

— До самого конца работы они в тот день были? — продолжал допытываться Лосев.

— До самого, до самого. Чего ж им не быть?

— Ну а пиво было?

— А что такого? Мне указание дано, я и продаю. А уж набежало… Их как электричеством всех ударило, откуда только узнали.

— Ясное дело, — вздохнув, согласился Лосев, про себя досадуя такому внезапному скоплению покупателей в тот момент, и, улыбнувшись, заключил: — Вот и все четыре вопроса, Мария Савельевна, как раз и уложились. Ну а теперь постарайтесь вспомнить, не заглянул ли к вам в тот вечер, часов так в двенадцать…

— Перед самым, выходит, закрытием?

— Вот-вот, именно так, — с ударением произнёс Виталий. — Перед самым закрытием вот этот человек. — И он передал Марии Савельевне фотографию.

— Ха! — воскликнула она, едва взглянув. — С портфелем, малявка такая? Ну, точно.

Профессиональная память на лица у тех, кто всё время обслуживает людей, не раз помогала, а то и выручала Лосева. И он привык полагаться на таких людей, на их память, если, конечно, был убеждён в их искренности. Между прочим, Виталий знал, что наблюдательность таких людей одним запоминанием не ограничивается. Она обычно включает ещё и мгновенную узнаваемость ими некоего как бы социального и профессионального статуса появившегося перед ними человека. И потому, когда Мария Савельевна узнала по фотографии того маленького человека, Виталий быстро, пока не успел стереться в её памяти возникший образ, спросил:

— Кто он такой, как, по-вашему?

— Да скорей всего, торговые занятия, — задумчиво просипела Мария Савельевна. — Вроде бухгалтер или завмаг. Глаз очень быстрый. И потом, портфель у него был, — она многозначительно подняла толстый палец. — Цеплялся он за этот портфель не знаю как. Смех прямо. Одной ручкой ел да пил, а другой его не отпускал. Ну а потом гнать я их стала, потому как закрывать мне было пора. По понедельникам мы до двенадцати.