Олег Татарченков - Группа сопровождения

Игорь остановился. Тени больше не было. Не было и желания идти вперед. Уфимцев беспомощно оглянулся назад, во тьму длинной улицы, которую он только что одолел, и понял: вернуться в свет и безопасность вокзала он, конечно, сможет. Вот только каким взглядом на него будут смотреть ребята, ЕГО ребята… Уфимцев сдернул колпачок с баллончика со слезоточивым газом, еще раз ощупал нож в левом кармане куртки и, упрямо нагнув голову, двинулся вперед.

Интуиция его не подвела. Игорь едва успел пройти освещенный перекресток, как из ближайшего проулка на него выметнулась вихлястая фигура. Между ними было около пяти метров, поэтому Уфимцев, остановившись, стал просто ждать.

Человек был один и это внушало оптимизм. Однако проулок, из которого он вышел, был глубокий и темный, и о том, сколько в нем могло прятаться людей, думать не хотелось.

Уфимцев положил большой палец на кнопку спуска баллончика и просто молча ждал. У того, кто шел к нему навстречу, нервы оказались хуже.

— Эй, братан, — с кавказским акцентом окликнул он журналиста, — сигареты есть?

«Блин, везде одно и то же, — промелькнуло в голове Уфимцева, — могли бы что-нибудь поостроумнее придумать. С местным колоритом… Э-э, да он пьяный! Эк его мотыляет!»

«Братан», одетый в желтую дерматиновую, под кожу, куртку, черные вьетнамские «треники» с двумя оранжевыми полосами и белые разбитые кроссовки, стоял в метре от Игоря и едва покачивался. Уфимцев едва сдержался, чтобы не окатить его «черемухой», но остановился, поразмыслив, что сделать это всегда успеет.

— Не курю, — как можно сдержаннее ответил он.

— Да? — обтреханный, ростом ниже среднего, худой мужик лет тридцати хитро, как это удается только пьяным (считающим себя верхом проницательности), усмехнулся, — А за базар ответишь?

— За то, что не курю? — уточнил Игорь и ласково погладил большим пальцем баллончик, по-прежнему спрятанный в кармане.

«Так, все идет к тому, что придется его травить, — подумал, — Блин, говорят, что на некоторых пьяных газ не действует… Вот заодно и проверим!

И Уфимцев почувствовал острое и неприличное желание окатить этого выпивоху слезоточивым газом. Просто так, ради спортивного и совершенно безнаказанного интереса. Он с трудом погасил где-то в районе диафрагмы веселое и бесшабашное чувство и успел подумать: «Наверное, у шпаны такие же ощущения!»

Но он тянул время. Ему казалось, что еще рано, что еще мужик не зарвался, что, в конце концов, не совсем правильно ему, трезвому, в друг ни с того ни с сего, гасить этого бухого сморчка.

— Ага, — кивнул головой «сморчок», — Так за базар ответишь?

При этом он был совершенно серьезным, явно не понимая, какую галиматью сейчас несет. Это было частью его жизни, другой он явно никогда не видел.

— Отвечу, — кивнул головой Уфимцев.

«Когда же травить — сейчас?»

Странно, но ответ приблатненного удовлетворил. Но не успокоил. Он продолжал исполнять ритуал двух дворовых псов, вдруг встретившихся на «ничейном» перекрестке.

— А перед братвой моей ответишь?

— Отвечу, — твердо решивший «гасить» мужика при первом его резвом движении, уверенно «задрал лапу» журналист, — А перед моей ответишь?

— А чо у тебя за братва? — «повел хвостом» конкурент.

— Нормальная братва. Вон на вокзале сидит. С «пушками».

— Мда?… — озадаченно буркнул мужичок, — Жалко, что ты не куришь…

После этого он сгинул в проулке, словно и не было.

До гостиницы Уфимцев добрался без дальнейших происшествий.

Утром следующего дня в гостиницу завалилась усталая группа сопровождения.

— Было чего? — Уфимцев, приподнявшись на локте, едва высунул нос из-под одеяла в холодном номере.

— Нет, — устало ответил расстилавший соседнюю кровать Вадим, — Служба как служба. Сегодня днем отсыпаемся, с вечера уходим на маршрут. Поезд Махачкала-Москва. Фирменный. За это надо тебе «спасибо» сказать. Местные решили прессе дерьмо не показывать. А то засунули бы во вчерашний «астраханский», как коллег с Приволжского УВДт. Клоповник еще тот. Да ты сам вчера его видел…

После этих слов капитан уткнулся лицом в подушку.

…Поезд действительно был фирменным, столичным. Чистые дорожки в купейных вагонах, целые, свежевымытые стекла на окнах. Чистые стены, выспавшиеся проводницы, одетые в отутюженную форму с русскими лицами. И — нескрываемая радость на них:

— Ребята, вы нас охранять будете? Ну, слава Богу! А то мы тут намаялись…