Фредерик Дар: В Калифорнию за наследством

Но соблазнила ее, несомненно, возможность полакомиться устрицами в ресторане «Мариус и Жанетт», они были слабостью моей Фелиции.

Маман быстро переоделась. Фиолетовое платье с аметистом в брошке, серое пальто с каракулевым воротником, немного краски, легкий мазок губной помады, — и вот она уже готова «на бал к герцогу».

Кокетливая и элегантная, она выглядела моложе своих лет. Однажды в кафе я был страшно удивлен, заметив, как какой-то старый хрыч пытается ухаживать за ней. Это было выше моих сил, и я решительно решил дать иной ход событию: я вылил свой стакан бордо в его тарелку и попросил как можно скорее скрыться с моих глаз, пообещав за это оплатить его счет. Моя старушка расцвела от гордости за такого скандального сына. Сын — ревнивец, такое встречается не так уж часто!

Открыв дверцу автомобиля, чтобы предложить маман занять в нем место, я увидел, как рядом с нами остановился «роллс-ройс» и из негр вывалилась целая орда: Пино, Берю, Маркиз и Феликс. Не выражая особой радости по поводу высадки такого многочисленного десанта на своей территории, я ждал объяснений.

— Я думаю, что мы вовремя! — ликует его сиятельство. — Вы уезжаете?

— Да, мы приглашены с маман на ужин к нашим друзьям, — сочиняю я.

— Мы ненадолго, — обещает мне Толстяк. — По два стаканчика вина на нос и разойдемся!

— Мы опаздываем! — сопротивляюсь я.

— Ты позвонишь сейчас своим корешам и извинишься за опоздание! Зато у нас есть что-то сногсшибательное для тебя! — не сдается упрямец.

Пока я пытаюсь удержать свои позиции, моя маман, сверхгостеприимная женщина, незаметно покидает автомобиль и торопливо направляется к дому.

Я сдаюсь! Истинный демократ Берю приглашает дремавшего за рулем шофера присоединиться к веселой компании. И через час мы уже сидим за большим столом, поглощая фасоль с бараниной в качестве закуски.

Расстаемся в половине первого ночи по Гринвичу. К этому времени уже выпито двадцать две из двадцати четырех бутылок бургундского вина. В коротких интервалах между тостами незваные гости открыли мне причину своего визита: Пино, наш богатый и щедрый итальянец Пино, приглашает нас всех в Лос-Анжелес, чтобы «пощупать» наследство месье

Феликса, и обещает оплатить все расходы.

* * *

Ты, мой верный читатель, должен помнить, что я в своем романе «Аль Капот» уже описывал события, происходившие в Лос-Анжелесе и в его пригороде — Венеции. Это произведение получило широкий резонанс, так как проливало свет на дело Кеннеди.

Короче, оказавшись снова в столице кино, я испытал чувство, будто и не уезжал никогда отсюда. Престижное слово «Hollywood» большими белыми буквами выделялось на зеленом фоне холма, голубое небо и знойное солнце просто ошеломили нас.

В этот раз мы остановились в отеле «Сакраменто».

Наш итальянский богач не поскупился. Он не только оплатил наш перелет, но и взял на себя все затраты по проживанию в Штатах, в том числе и Маркиза, который по-прежнему продолжал «петь петухом» каждые шесть часов несмотря на смену часовых поясов.

Своими петушиными трелями несчастный Лагранд-Буре привел в умиление стюардесс, так как подобного пассажира компания «Эр Франс» еще не знала.

Нельзя не сказать и о том, что наш верный друг Берю имел несчастье на борту самолета обожраться блинами с икрой и острой приправой. Он проглотил свою порцию, порцию Феликса и Маркиза и еще четыре раза обращался за добавкой к стюардессам. Результат — острое расстройство желудка, неукротимый понос.

Сильнейший приступ настиг его в тот самый момент, когда мы проходим через вращающуюся дверь отеля. Берю так стремительно бросился вперед, что тяжелое «веретено» прокрутило его дважды вокруг оси, прежде чем выбросить на улицу.

Этот трюк осложнил состояние Александра-Бенуа, привел его в ярость, и он начал поносить всех и вся:

— Бордель! Идиоты! Негодяи!

Вторая попытка проникнуть в отель ему удается. В фойе он торопливо подбежал к швейцару в желто голубой форме.

— Где туалет, мужик? Где здесь туалет? Скорее, — стонал он. — Иначе я не отвечаю за последствия!

Но такое эмоциональное обращение вновь прибывшего клиента не трогает швейцара, так как он не знает французского языка; к тому же неожиданный крик петуха отвлекает его внимание.

Изнеможденный недугом, убитый равнодушием швейцара, Берю не в силах больше терпеть, он бросается в соседний салон, снимает штаны и, присев у тропического растения в кадке, начинает его удобрять.