Алексей Пронин - Время жестких мер

Шороха за спиной он не слышал. Обрушился удар – предметом «с ограниченной поверхностью» – и все пропало, шеф…

Пару раз были всплески сознания. Его куда-то волокли – ноги стучали по ступеням. Он слышал приглушенные голоса. Мужской и женский. Он даже выстроил логическую цепь, прежде чем снова отключиться. Мужчина и женщина… Он боялся себе признаться, что в деле замешана Альбина. Но разные глупые события… Харчевский помянул этот дачный поселок, связав его с Альбиной и с женщиной, которую он продолжает любить. Они никак не могли быть связаны, но в чем тогда дело? И все уже видится иначе – ироничное отношение к причудливому адюльтеру, странные взгляды супруги, звонок сегодня утром, когда она просила его приехать домой – якобы для поддержания морального духа тещи. Он готов был съесть свой палец, что не было в городе никакой тещи! Как его выследили в гостинице? Разговор с доктором Разумовским, якобы сидящим в бельгийском отеле. Из разговора явствовало, что Кира находится рядом с Павлом. «Черный плащ» проверил все гостиницы, зафиксировал постояльца с нужной фамилией. При чем здесь доктор Разумовский? Казалось, ни при чем. Но это Вадик Кондратьев вывел Павла на доктора Разумовского. Тот самый Кондратьев, что сейчас находится в морге. Стоит искать связь? Или она сама найдет Смолина, когда он начнет соображать? А Виктор…

С Виктором – полная ерунда. Он не связывал это дело с коллегами по работе. Не бывает таких совпадений. Поэтому ничто не дрогнуло в душе, когда он просил у Виктора приюта. Какой же ценный подарок он преподнес злодеям, отчаявшимся поймать Киру…

Затекла нога, он хотел перевернуться на спину… и взвыл от боли. Отдышался, пришел в себя, начал думать, что бы это значило. Приподнялся, вгляделся в царящую вокруг серость. Тоска, поручик… Он лежал на полу в сарае, из мрака проступали очертания слесарного верстака, стеллажи, забитые нужными в хозяйстве вещами, крохотное оконце, из которого разливалась серая мгла. Он лежал на боку, а нога была зажата стационарными тисками. Чтобы вытянуть ее из тисков, нужно очень постараться. Или иметь ножовку, чтобы отпилить ногу…

Он сел, потянулся к зажатой голени – снова крушащая боль. Отдышался. Типичное упражнение на растяжку – кончиками пальцев достать… хотя бы до колена. Всю жизнь у него скверно тянулись мышцы. Он вернулся на исходную, согнул вторую ногу, заерзал, подбираясь к тискам.

– Не нужно, Паша, – произнес под боком тихий мужской голос, – не сможешь – рукоятка с тисков снята. А будешь упорствовать – по голове получишь.

Он вздрогнул, начал покрываться мурашками. Человек поднялся, заскрипели половицы. Он что-то щелкнул в щитке над входом, загорелась тусклая лампочка. Человек внимательно разглядывал пленника.

– Ты заставил нас поволноваться, Павел. Объясни, ради бога, как тебя угораздило втрескаться в мою протеже?

– Вопрос, конечно, риторический, Михал Михалыч, – скрипнул Смолин.

– Конечно, – вздохнул Богоявленский, – чего только не случается в жизни, нам не дано предугадать и принять упредительные меры.

Руководитель адвокатской конторы «Богоявленский и сыновья» степенно прохаживался по сараю. Поскрипывали доски. Его непросто было узнать. Глухая куртка, кепка надвинута на нос. Смеялись злые глаза.

– Вы тоже преподнесли сюрприз, Михал Михалыч, – проворчал Смолин, принимая относительно приемлемую позу. Покосился по сторонам – как назло ни одного предмета, похожего на оружие. – Мой звонок Виктору был крупной ошибкой. В страшном сне не мог представить, что он ваш сообщник…

– Виктор? – Богоявленский засмеялся. Повернул голову к двери, крикнул: – Дорогая, у тебя все в порядке?

А когда он успел спеться с моей женой? – изумился Смолин.

Скрипнула дверь – всунулась очкастая мордашка… Ларисы Малинович. Дальше порога она не пошла, приветливо помахала Смолину.

– Как дела, коллега? – спросила не очень громко.

– Терпимо, – буркнул он, оправляясь от изумления. Альбина? Да она просто золото…

– Все хорошо, Миша, – прощебетала Лариса. – Я привязала ее к кровати, она почти не дергается. Но злю-ющая…

– Следи за ней. Не хотелось бы начинать все заново.

– Счастливо, Пашенька. – Лариса помахала пальчиками и убежала в дом.

– Вот это да… – пробормотал Павел.

– Занятно, да, – согласился Богоявленский. – Такова уж жизнь, хрен в ней разберешься без бутылки. Лариса любит меня, грех этим не воспользоваться. Мы скрывали отношения, ни у кого даже в мыслях не было. А Виктор ни в чем не виноват. Разве что в излишней болтливости – Лариса умеет вытягивать информацию, когда чует, что можно поживиться…