Аркадий Адамов - Приключения 1988

Но человек в тот момент, когда Валя закричал, прыгнул в сторону и, ожидая выстрела, спрятался за дерево.

— Стреляю!.. Шаг в сторону — и стреляю!.. — снова закричал Валя.

Медленно, с трудом превозмогая боль, он пополз к тому месту, где прятался за деревом преступник. И когда до него осталось всего несколько шагов, выстрелил в воздух.

Грохот разорвал сонную утреннюю тишину засыпанного снегом поселка, и первыми на него отозвались бесчисленные собачьи голоса, яростные и испуганные.

Сразу после выстрела Валя тяжело и медленно поднялся на ноги, помогая себе левой рукой, в которой по-прежнему был зажат пистолет. Ноги вдруг сразу ослабели, правая рука бессильно висела, и острая, колющая боль откуда-то от плеча рвала все внутри. Вале еще было очень холодно в легком его пальто и тонких ботинках, и зубы сами собой выбивали какую-то судорожную дробь. Однако Валя заставил себя встать на какие-то ватные, непослушные, словно чужие ноги и замер на несколько секунд, закусив губу и как бы проверяя, устоит он в таком положении или нет. А потом крикнул человеку за деревом:

— Выходи!.. Руки на затылок!.. Ну!.. Помни, больше в воздух стрелять не обязан!.. Выходи лучше!..

Как Валя и предполагал, он задержал Гаврилова. Когда они вошли в дачу, Шершень сидел в углу большой комнаты на стуле и, жалобно всхлипывая, нудно и глупо: скулил:

— Ну, отпустите, ребята… Ну, чего я вам сделал?.. Ну, не буду больше… Забирайте хоть все… пропади оно… ну, отпустите…

Увидев входящих, он подскочил на стуле и воскликнул, не то испуганно, не то обрадованно:

— Гляди, поймали!.. Ей-богу, все-таки поймали!..

— Молчи уж, дура… — зло процедил Гаврилов. Больше он сказать приятелю ничего не успел. Его тут же увели.

Я ПОЯВЛЯЮСЬ на работе по возвращении из Южного буквально за минуту до того, как Кузьмич и Валя начинают допрос Шершня. Гаврилова они решили оставить на вторую очередь и уличать его данными, полученными от Шершня, резонно рассудив, что этот перепуганный и трусоватый парень расскажет куда больше, чем молчаливый и озлобленный Гаврилов.

Увидев меня в дверях своего кабинета, Кузьмич, заметно обрадованный, выходит из-за стола и крепко жмет мне руку, даже хлопает по плечу.

— Вовремя, — говорит он. — Бери-ка к себе Гаврилова, да и побеседуй с ним по душам. Пока он еще разогретый. И учти, Гаврилов чуть было от наших не ушел. Его вот он догнал, — Кузьмич кивает на Валю. — И привел назад. Очень, понимаешь, Гаврилов не хотел, чтобы в него стреляли. До сих пор небось еще в себя не пришел от всех переживаний. Вот теперь и займись ты с ним, — кивает он мне и обращается к Вале: — Ну давай сюда этого Шершня. Как его звать-то?

Гаврилов не может прийти в себя, но и я тоже пока не могу. Кажется, только что простился с Давудом и с морем, кстати, тоже.

И вот уже передо мной сидит угрюмый, озлобленный Гаврилов в расстегнутом пальто, с намотанным на худую шею зеленым шарфом и мнет в руках кепку.

Он сидит перед моим столом и молчит, упрямо глядя в пол.

Некоторое время молчу и я, разглядывая его и собираясь с мыслями, потом не спеша закуриваю и говорю:

— Кражу из квартиры Брюхановых вам отрицать не удастся, Гаврилов. Можно сказать, взяты с поличным. Конечно, вы можете ее взять всю на себя и других не называть. Но что двое, что, допустим, пятеро — все равно групповая кража. А кодекс вы, я полагаю, знаете?

Гаврилов продолжает молчать и не отрывает глаза от пола. Но он меня слушает, внимательно слушает и соображает, прикидывает, как тут себя вести, какую позицию занять, что для него сейчас выгоднее. Все это я прекрасно понимаю, поэтому его молчание меня не удивляет и не сердит. Пусть подумает, я ему для этого и еще кое-что подкину.

— Так что групповую кражу считайте доказанной, — продолжаю я. — Другое дело — роль главаря, инициатора, подстрекателя. Из вас двоих, если только выбирать, на эту роль тянете, конечно, вы.

При этих словах Гаврилов бросает на меня быстрый взгляд, который я не успеваю понять, и снова опускает глаза.

— Это если выбирать из вас двоих, — повторяю я многозначительно. — Но ведь вас было не двое, а… пятеро, так, что ли?

Гаврилов, не поднимая головы, сердито бурчит:

— Ну а если и пятеро, так что?

— А то, что главарем и подстрекателем тогда может оказаться совсем другой человек, а не вы. Вот это первый пункт, Гаврилов, над которым вам стоит подумать, согласны или нет?

— Подумать всегда стоит, когда к вам попадешь, — резко отвечает Гаврилов, не поднимая головы, и снова умолкает, словно и в самом деле что-то обдумывая.