Николай Леонов: Козырные валеты

Из модной, добротно оборудованной палатки вышли двое, хозяин был в аккуратном халате. Нестеренко решил ломать разговор, протянул руку, торговец несколько растерялся, видно, привык к отношению более уважительному. Нестеренко, высокий, жилистый, очень сильный, положил ладонь на плечо торговца, слегка придавил и милицейским тоном сказал:

— Здравствуй, Акоп, меня зовут Валентин Петрович. — Приведшие его парни подрастерялись. Опер не обращал на них внимания и продолжал: — Ну, расскажи, сынок, в котором часу ты вчера слышал выстрелы и чего интересного не рассказал в отделении милиции.

Акоп заговорил на своем языке, даже замахнулся на одного из парней. Нестеренко жестко перехватил руку торговца, строго сказал:

— Говорить только по-русски, — и продолжал: — Ты где находился, когда услышал хлопки? Ведь выстрелы походили на хлопки, и ты не сразу сообразил, что стреляют? — руку с плеча торговца опер не убирал.

— Я товар разгружал с машины, здесь и стоял, — Акоп сник, важность с его полного лица исчезла.

— Значит, ты стоял лицом к “Волге”, у которой и застрелили офицеров милиции. Следовательно, ты должен был видеть и стрелявших, особенно того, что стоял у мусорного бака.

Конечно, следовало парня задержать, доставить в прокуратуру, передать Гойде, допросить официально. Но случается, что внезапный, пусть и неофициальный опрос дает больше, чем допрос под протокол.

— Как я его видел, гражданин начальник? — попытался возмутиться продавец. — Темнело, он по плечи виден, да и растерялся я!

— Ты, парень, себе срок не мотай. Молодой, в зоне не был, поверь, там медом не намазано! — Нестеренко повернулся к молодому парню, держателю пари. — Стой, где стоишь! Герои живут в соседнем подъезде! Так вот, Акоп, объясняю для дурных. Что палатку у тебя заберут — то семечки. Тебя в отделении следователь допрашивал официально. Ты заявил, мол, ничего не видел, и показания подписал.

А дача ложных показаний, да еще по делу об убийстве — статья верная, колом не вышибешь. Ты сейчас в присутствии друзей мне правду расскажешь, а с отделением я дело улажу. Я подполковник из Главка уголовного розыска. — Он достал свое удостоверение, разворачивать не стал, а пистолет переложил в другой карман, словно ненароком.

— Вы правы, господин подполковник, хлопнуло несколько раз, — признался Акоп, — я и не понял, что стреляют. Когда увидел, что менты... — он смешался.

— Нормально. Менты так менты, мы сами себя порой так зовем, — подбодрил парня Нестеренко. — Они упали?

— Ну да. Тут я трехнулся. Одного, хозяина “Волги”, я знал, он пиво любил, заходил.

— А стрелявшие? — спросил Нестеренко.

— Я только одного видел. Вы верно определили, он у мусорки стоял. Второго не видел, но шаги его слышал. Он за углом, на Макарова, прятался, когда побежал, на консервную банку наступил. А ближний — в сторону “Магистрали”.

— Так магазин называется, — пояснил молчавший до этого парень, старший из всех.

— В “Магистраль”. Да, — продолжал Акоп. — Но, думаю, не в магазин, а двором двинулся. И все шел, не бежал. Только когда за угол дома свернул, так побежал.

— Значит, они в разные стороны подались? — не столько спросил, сколько утверждающе произнес Нестеренко.

— Точно, в разные, — подтвердил Акоп.

— Ну лады. Теперь самое неприятное, пойдем в отделение бумаги писать. Извини, сам не люблю, но порядок. Вы мне покажете, как тем двором на Ленинградку выйти, зайдем в опорный пункт, все запишем. Ашот! — опер взял самого молодого за плечо. — Ты горячий, не шали! Я тебя и в бегу достану, и ноги без всякого оружия бантиком завяжу. Договорились?

Около девятнадцати опергруппа собралась в кабинете, настроение было не из лучших. В принципе никто и не ждал, что за день удастся выйти на что-нибудь существенное. Надо отдать должное сотрудникам отделения и райуправления, люди работали сутки, работали серьезно, а не отбывали номер.

Гуров внимательно изучил все рапорта, закрыл уже пухлую папку, сказал:

— Мы обязаны были такую работу проделать. Рассчитывать на успех наивно. Отбросив шелуху, можно предположить, что один из киллеров чуть выше среднего роста, худощавый, темно-русый, лет тридцати пяти. Он ушел дворами в сторону Ленинградского шоссе. Приметы второго неизвестны, судя по размеру обуви и ширине шага, преступник имеет рост около ста восьмидесяти сантиметров, вес семьдесят пять или около того.

— С такими приметами мы далеко уедем, — заметил Станислав и, упреждая замечание Гурова, поднял руку. — Я не критиканствую. Лев Иванович, констатирую, что эта печка не годится, требуется другая. Самое лучшее — выявить мотив. Здесь мы мало, но имеем. Остаточные следы героина на ладони покойного Веткина и следы уколов на руке девочки. Я в наркоте не дока, но знаю, героин — штука серьезная. И если в семье употребляли, то героин вполне может оказаться мотивом.