Николай Леонов - Стервятники

— Будет так, как я считаю удобным, — прокомментировал Станислав. — Мне такая постановка вопроса нравится.

— Я рад за тебя, выполняй. — Гуров смотрел на друга без симпатии. Понадобится, пешком на край света пойдешь, сначала взглянешь, что лежит под ногами.

Станислав собрался возразить, перехватил недобрый взгляд Гурова, удержался и снял трубку ожившего телефона.

— Слушаю вас внимательно, — передразнил Станислав начальника. Спасибо, Олег, я понял. Ты заступил или меняешься? Счастливого отдыха, не пей чай, вредно, посадишь печень. — Он разъединился, трубку положил на стол, пояснил: — Помощник дежурного сообщает, только что звонили, интересовались телефоном полковника Гурова.

Голос молодой, уверенный, себя назвать отказался.

Гуров кивнул, постукивал карандашом по столу, затем сказал:

— Видимо, Агеев, с подачи Георгия.

Положи трубку, я с ним разговаривать не хочу, если он звонит, то все, что мне надо, он сообщил. Скажи, полковника послали в командировку, вернется на следующей неделе. Поинтересуйся, кто спрашивает, нужна ли помощь...

Вновь зазвонил телефон, Станислав снял трубку, вежливо, но достаточно сухо сказал:

— Здравствуйте, вас слушают. — Он поднял взгляд на Гурова, кивнул. Полковник по приказу руководства улетел в дальние края, вернется на следующей неделе. Что-нибудь передать? Я могу вам помочь? Раз сугубо личное, то звоните. — Станислав положил трубку. — С тобой тяжело работать. Лев Иванович, постоянно ощущаешь комплекс неполноценности.

— Поезжай в район, встряхнись, не пытайся меня разжалобить, я по вторникам не подаю.

— Сегодня среда, господин полковник. — Станислав взял из шкафа куртку, открьш дверь, пропустил Нестеренко.

— Среда? — взглянув на закрывающуюся дверь, переспросил Гуров. — Так тем более, мой друг, тем более.

Котов сидел на кухне у старой соседки по лестничной площадке Нюры, которую в доме почтительно величали Матвеевной, пил обязательный чай, выслушивал обязательные соболезнования. Матвеевна, старуха набожная, злая и лживая, держала в страхе весь дом, и Григорий явился к ней к первой отнюдь не оттого, что рассчитывал на ее помощь. Возможные свидетели скорее всего окажутся людьми пожилыми, вероятно, с ними придется беседовать не один раз. Котов не хотел иметь в лице своей злобной соседки мощного противника. Сама она все знает, но ничего не скажет, в то же время Матвеевна способна оказать давление на других. Вниманием ее обходить не следовало.

Опер молчал около часа, невнимательно слушал причитания, перемешанные с шипением, решал, кто в доме мог видеть машину, чьи окна выходят в переулок, кто видел убийц — окна других свидетелей выходят во двор. Из-за мартовского ненастья скамейка во дворе наверняка пустовала, а если на ней и распивали, так посторонние, которых не найдешь, да они ничего и не видели, спиртное глаза застит.

— Вижу, и не слушаешь ты меня, милок, — прорвалась Матвеевна сквозь заслон оперативных размышлений. — Вижу, твой еврейский Бог душу мутит.

А наш Христос велел не мстить, а прощать.

Терпение опера имело границы, он спросил:

— А ваш Христос какой национальности был?

— Православной, значит, исконно русской, — уверенно ответила Матвеевна.

— А как же он в Иерусалим забрался, далековато?

— Истину нес, вот и забрел, — убежденно заявила верующая. — Батюшка говорил, Христа из зависти евреи и распяли.

— Русского? Мысль интересная. А кто видел то, как распяли? И кто видел, как убийцы в мою квартиру вошли и невинных жизни лишили?

— Жиды вошли и порешили, и Колюшку-калеку они убили.

— А видел кто?

— Хитро ваше племя. Своих-то ты упрятал, на поминках Насти не было. А я твоим угощением отравилась.

— Угощение жиды из Германии прислали.

— Они везде. И ты свое семя упрятал, ходишь, ждешь, какой русский дурак горло подставит.

— Значит, не знаете? — Котов начинал злиться. — А за укрывательство убийц срок большой полагается. В прокуратуре год рождения не смотрят, прокурору важно, чтобы совершеннолетний был.

— Ты никак угрожаешь, посадить собрался? Я законы знаю, да и не пугливая.

— Ну, Матвеевна, если вы законы знаете как Библию, то можете и на нары устроиться. — Котов поднялся.

— Зайди в восьмую и двенадцатую, может, чего и подскажут. — Матвеевна проводила опера до двери, отодвинула тяжелый засов.

— Спасибо, Матвеевна, вы законы знаете, однако напоминаю, помеха следствию — дело подсудное. — Котов шагнул через порог, облегченно вздохнул.