– Знаешь, что это?
– Нет, – сказал я. – Что же это такое?
– «Травка», – сказал он. – А ты полицейский?
Я не ответил. Он снова затянулся.
– Почему ты не арестуешь меня? – хихикая, спросил он. – Это «травка».
– Нам не разрешается арестовывать наркоманов после полуночи, – сказал я и пошел своей дорогой.
– Эй, офицер! – крикнул он вслед. – Проваливай подальше!
Второй гараж находился на углу улиц Диккенс и Холт. Дежурный сидел в небольшой освещенной конторке. Положив ноги на стол, он читал газету, из приемника звучал рок. Другой дежурный мыл из шланга машину. Я не хотел пугать человека в конторке, но радио было включено на полную мощность, и он, вероятно, не слышал, как я подошел.
– Извините, – сказал я, и он повернулся на своем потрепанном крутящемся стуле, скинув ноги со стола, округлив от страха глаза и выронив из рук газету.
– В кассе восемнадцать долларов, – тотчас заявил он. – Забирайте.
– Я полицейский офицер, – сказал я и показал значок.
– Ох, ну и напугали же вы меня.
Он был темнокожим, с узким лицом, тоненькими усиками и карими глазами. Он носил желтую ветровку поверх яркой спортивной рубашки, коричневые вельветовые брюки, высокие коричневые ботинки и белые носки. Он выключил радио и спросил:
– Что случилось?
– Меня интересует информация об одном автомобиле.
– Украденном?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
– Я хочу знать, был ли он здесь в воскресенье ночью.
– Какой автомобиль?
– Синий «Бьюик», микроавтобус.
– Какого года?
– 1971 года. Принадлежит женщине по имени Натали Флетчер.
– Знаем-знаем. Клеопатра.
– Значит, вы ее знаете?
– Кто ж ее не знает? Психическая она.
– В воскресенье ночью ее машина стояла здесь?
– Каждую ночь стоит. Она у нас ее оставляет. То есть оставляла. На улице здесь машину бросать не рекомендуется. Снимут приемник, колеса и аккумулятор. Всю раскурочат.
– Вы сказали, что она оставляла ее у вас...
– Да. Она переехала. А в воскресенье вечером, когда она прикатила, у нее в машине было три саквояжа и чемодан. Приплатила мне, чтобы я приглядывал за добром.
– В котором часу это было?
– Сразу за полночь. Я заступаю в одиннадцать – и до восьми утра.
– Когда она пришла забрать машину?
– Около семи тридцати. Проверила, все ли на месте, и укатила.
– Она не сказала, куда отправилась?
– Нет. Просто сказала, что сваливает.
– Номер машины у вас не записан?
– Был записан на ярлычке с дубликатом ключей, – сказал он. – Я выбросил ярлычок, когда она забрала машину. Начинался он с 83L. Обычно номера я запоминаю по первым трем буквам или цифрам. Так я обозначаю их на доске – на тот случай, если кто-то попросит, чтобы машину отогнали или доставили. У нас здесь люди не любят отходить далеко от дома. Звонят мне по телефону, просят отогнать машину в гараж, я записываю первые три знака номера на черную доску, и Фрэнк – вот он, моет там машину – отгоняет машину в гараж или, наоборот, доставляет к дому. Иногда люди приезжают домой поздно, запирают машину и оставляют на улице у входа в дом, а потом звонят мне из квартиры. У нас есть дубликаты ключей. Так что Фрэнк бежит туда, садится в машину и отгоняет в гараж целую и невредимую. Есть чему удивляться, но пока еще в нашем поганом околотке живет довольно много народу. Как по-вашему, сколько машин обычно набирается у нас ночью?
– Сколько?
– Сто двадцать две. Это очень неплохо, согласны? То есть для этого поганого околотка. У нас стоят четыре «Кадиллака». Просто трудно поверить: целых четыре «Кадиллака»!
– А тот ярлычок – вы не могли выбросить его в эту мусорную корзину?
– Какой ярлычок?
– Ну, на котором вы записали номер машины.
– Ах да. Конечно же, бросил в корзину. Но, по-моему, ее вытряхивали уже.
– А не позволите ли мне проверить?
– Как проверить?
– Могу я заглянуть в мусорную корзину?
– Конечно, будьте любезны, – сказал он. – В одном я уверен, номер начинается с 83L.
– Ваша газета вам еще нужна?
– Я не дочитал ее.
– Я не хочу перепачкать вам пол.
– Поглядите в бочке на улице, – посоветовал он. – В ней найдете что-нибудь подходящее.
Я вышел из конторки и увидел широкую бочку у открытой двери в туалет. Из-под кучи промасленных тряпок я извлек бульварную газетку, принес ее обратно в конторку и расстелил на полу. Приемник снова работал, из динамика звучала музыка в стиле рок. Дежурный не мешал мне изучать мусор – он читал свою газету и слушал радио. Здешний мусор был не такой грязный, как у Натали. Но мне хватило. Добравшись до дна корзины, я вдруг почувствовал благодарность за грязь. До этого никаких признаков ярлычка не наблюдалось, и я уже готов был смириться с тем, что корзину вытряхивали в период между девятью утра и настоящим временем. Но, к счастью, на дне было липкое пятно – сладкое или масляное, – вот к нему-то и прилип крошечный белый ярлычок с бечевкой. Я тотчас вытащил его и осмотрел. Чернила слегка расплылись от соприкосновения с клейкой гадостью, однако надпись читалась ясно.
Читать дальше