Николай Леонов: Приступаю к задержанию

– Поясните, непонятно, – сказал кто-то.

– Казакова зарезал человек, который его брил. Значит, знакомый, – ответил Виктор. – Второе: москвичи сразу расшифровались бы перед нами, если бы преступник не был где-то рядом. Ясно, что они прячутся от него, а не от нас. Он здесь. Но, – Виктор почесал бровь, – это профессионал высокой квалификации. Он сумел совершить задуманное, находясь под наблюдением, а взять его не могут. Видимо, не хватает доказательств, сейчас ждут, что мы спугнем преступника. Он забеспокоится и даст против себя улики. Зацепка у нас пока одна – способ убийства. Зверский, сложный и неслучайный. Не станет опытный преступник резать человека в номере гостиницы, если можно его ударить камнем по голове в глухом сквере.

– Установлено, что Казаков никуда не ходил, никакого уединения – ресторан гостиницы, пляж, волейбольная площадка, – сказал молодой сотрудник в выгоревшей рубашке навыпуск.

Виктор пожал плечами:

– Возможно. В крайнем случае, согласен, можно и в номере, но проще молотком или пресс-папье, наконец.

Подведем предварительные итоги. Время: с семи тридцати до восьми часов. Преступник опытный и, конечно, никаких пальцевых отпечатков не оставил. Убийца с Казаковым находился в приятельских отношениях. Убийца в настоящее время в городе, скорее всего живет в гостинице. Сейчас уехать не может, видимо, из-за того, что боится отъездом привлечь к себе внимание.

Теперь примерим каждого из ближайшего окружения Казакова. Шахов. Обнаружил труп, вызвал милицию, – Виктор загибал пальцы. – Алиби у Шахова нет. В данной ситуации он с первой минуты становится центральной фигурой следствия, а этого опытный преступник не допустит. А что Приходько? – продолжал Виктор. – У него твердо установленный распорядок дня – причем довольно часто применяемый преступниками. Потом на этом строится мнимое алиби. Кроме того, Приходько очень уверенно, буквально в минутах, говорит о времени, где и когда он был утром. В момент убийства он якобы играл в шахматы. Все это очень настораживает и требует самой тщательной проверки. Приметы своего партнера по шахматам Приходько дает очень приблизительные. Пока Приходько нам подходит больше других.

Теперь последний – Друянов, – Виктор повернулся к столу. – Здесь вообще – ни алиби, ни спокойствия. Друянов утверждает, что до восьми часов утра спал. Он явно нервничал на допросе, что-то недоговаривает. В отличие от Шахова и Приходько – убийством удручен. Вот и все. Добавить, к сожалению, мне больше нечего.

Виктор замолчал, вынул папироску, прикурил.

– Мотивы убийства скорее всего чисто корыстные, – неуверенно сказал Виктор, – хотя оставлено много ценных вещей. Но сейчас об этом говорить преждевременно. Сейчас первоочередная задача...

Совещание продолжалось.

Шифротелеграмма. МОСКВА. УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК. УБИЙЦУ УСТАНОВИТЬ НЕ УДАЕТСЯ. ВЫЙДУ НА СВЯЗЬ ЗАВТРА.

На следующий день Леночка проснулась рано. Лежала с закрытыми глазами, пытаясь убедить себя, что все ужасы ей приснились. Но самовнушения не получилось, и Леночка встала. Она даже помахала руками, имитируя зарядку. Потом мельком взглянула на подробные указания мамы, аккуратно выписанные на белом листке, о том, что завтрак надо разогреть обязательно, поковыряла вилкой в скороводке, выпила стакан молока и вышла на улицу.

Город жил обычными празднично-деловыми курортными заботами. Отдыхающие всяк по-своему, но делали одно и то же: завтракали – с аппетитом или без аппетита, шли к морю – весело и беззаботно или сосредоточенно, как на работу. Но все они завтракали и все шли к морю.

За исключением проживающих в «Приморской», для Леночки все они были на одно лицо. Где-то там, в Москве и Ленинграде, Свердловске и Чите, в городе и деревне, они, конечно, разные – хорошие и плохие, скучные и веселые, ленивые и работящие. А здесь одинаковые. Они отдыхают. Отдыхают взахлеб, отдыхают до одури.

Может, вон тот толстый дядечка, который сейчас жует на ходу и вытирает рот рукавом, – большой начальник. Ходит он в своем городе солидно, вполголоса роняя ценные указания.

А этот, остроносый, весь в ярких солнечных ожогах? Дома он, возможно, ворчит, замечая открытую форточку, за завтраком придирчиво разглядывает каждый кусок. Но сейчас он отчаянный гуляка, он рысью спешит на пляж – к морю и солнцу, чтобы смыть с себя накопившуюся за год усталость. И в одной руке у него дыня, а в другой – бутылка с кефиром. Вот чудак!