Эд Макбейн - Удар молнии

— Так ты хочешь сказать, что ты не сладкая моя?

— Ладно, в чем дело?

— Полиция, мисс, — вмешался Хейз и показал жетон. — У нас есть основания думать...

— Нам нужны корешки квитанций за вчерашний вечер, — пояснил Олли. — От восьми до без четверти десять.

— А мы их не раскладываем по времени.

— А как раскладываете?

— По номерам на билетах.

— Ладно, тогда давай все билеты, мы сами их перешерстим.

— Здесь? — удивилась кассирша. — У меня работа.

— У нас тоже, — отрезал Олли.

Они сидели часа два. Сначала разложили квитанции между собой, отсеяв сначала те, где время парковки было от половины восьмого до восьми, а потом те, где отмечалось время отбытия, где-то между без четверти десять и десятью. В конце концов у них оказалось три корешка с номерами:

«Шевроле» — 38L47232;

«Бенц» — 604J29;

«Кадиллак» — WU3200.

— Ну, теперь дело в шляпе, — сказал Олли, откинувшись на стуле.

Эйлин Берк не нравилась эта работа. Прежде всего ей не нравилось быть не собой. Далее, ей не нравилось жить в чужой квартире. И наконец весь этот маскарад не нравился ей потому, что нельзя было встречаться с Бертом Клингом. Это Энни ее предупредила, что пока она играет роль Мэри Холдингс, о Берте лучше забыть. Если насильник увидит ее с незнакомым мужчиной, то вполне может почуять ловушку. Так не пойдет. Эйлин была наживкой. А если крыса учует, что сыр прогорклый, то ее и след простынет.

Квартира Мэри была обставлена, на взгляд Эйлин, в викторианском стиле с элементами Петера Лорре. То есть в каком-то смысле она напоминала замок графа Дракулы, только без его теплоты. Стены были выкрашены в зеленый цвет, как в любом полицейском участке города. Полы в гостиной и спальне были устланы персидскими коврами, только теперь они превратились в лохмотья, хотя явно знали лучшие времена. И хаос в квартире царил невообразимый, впрочем, тут приложила руку и сама Эйлин.

В этом был свой умысел.

Проведя с Мэри несколько дней, прежде чем та отправилась на Лонг-Бич, Мэри убедилась, что она совершенная неряха. Может, дело тут в разводе. А может, в изнасилованиях. Так или иначе, в квартире был беспорядок страшный. Переступив порог первый раз, Эйлин сразу увидела разбросанные повсюду комбинации, блузки, свитера и брюки. Они валялись на полу, на диванах, туалетном столике, висели на спинках стульев, в ванной на сушке, словом, везде. По полу змеились колготки и чулки. «Я убираюсь по субботам или воскресеньям, — заметила Мэри, — какой смысл каждый день возиться?» Эйлин просто кивнула. В конце концов, она здесь не для того, чтобы учить, а для того, чтобы вжиться в образ. Первый раз они встретились в среду утром, двенадцатого октября. Теперь Эйлин надо было освоиться в квартире и привыкнуть к распорядку жизни Мэри. Через день, четырнадцатого, Мэри уехала в Калифорнию, оставив квартиру в таком состоянии, словно тут была на постое целая рота таких же нерях, как она. В субботу Эйлин прибралась.

С тех пор прошло пять дней.

Теперь квартиру захламляла ее собственная одежда. Она приносила вещи одну за другой в течение нескольких дней, обычно в магазинных сумках, так, чтобы никто ничего не заподозрил. Грязные тарелки в мойке теперь тоже ее тарелки. Ведь был только четверг, а Мэри обычно убирает в субботу или в воскресенье. Опять же, на тот случай, если кто следит, пусть выглядит все как обычно. Если следит. Уверенности в этом не было, но хотелось бы. А иначе, что ей здесь делать?

Окна гостиной выходили на улицу. Эйлин раздвинула шторы как только появилась в квартире. Если кто следит, пусть видит, что она здесь. Впрочем, со стороны спальни следить удобнее. Окна здесь задернуты занавесками. Их не мыли, наверное, лет сто, и выходили они во двор, и напротив, метрах в шести, стоял другой дом. Если спрятаться там или залезть на крышу, все видно. Эйлин надеялась, что у того, кого она ждала, был бинокль. Она надеялась также, что у него хорошее зрение, и наконец Эйлин надеялась, что он не заставит ее ждать слишком долго. В субботу она соберет намеренно разбросанное по квартире белье и отнесет его в прачечную, которая находилась в подвальном помещении дома. А в воскресенье все начнется сначала, с нулевой, так сказать, отметки. Но сколько ей удастся продержаться в этом бедламе, трудно сказать. По сравнению с этой, ее собственная квартира могла показаться монашеской кельей.

Полчаса назад она как раз жаловалась на весь этот ужас Клингу по телефону. Тот терпеливо выслушал и выразил надежду, что скоро все это закончится. Сказал, что скучает, спросил, как считает Энни, долго ли еще, по ее мнению, ей придется жить в чужой квартире и надевать на ночь чужую рубашку...