Андрей Кивинов - Принцип вины

— Это лишнее!

Рогову надоел этот сноб в аккуратной тройке, воспринимавший их как просителей, типа, ходят тут, отрывают от дел. «Пускай шеей повертит», — решил оперативник. Он встал со стула и продефилировал в сторону начальственного места, заставив его рефлекторно повернуть голову.

— Тогда списки готовьте. А мы завтра утром приедем заберем. Да, и вызывайте того человека, который дом этот проверял, под любым предлогом.

Чтобы занять руки, начальник переложил какую-то бумажку из стороны в сторону:

— Какой это район?

— Центральный.

Начальник согласно кивнул.

— А тех, кто в отпуске? Вписывать?..

Вопрос был адресован Рогову, но ответил Плахов:

— Значит, всех! Кто в отпуске, на больничном. Всех!.. С пометкой. Кстати, работники ваши в конце дня отчитываются?..

Голос начальника зазвучал уверенней:

— У них месячный норматив. Поэтому не должны, но я ввел. Для поднятия дисциплины.

— Проверьте, кого вчера не было.

Хозяин кабинета вновь уставился в угол.

— Надо районные отделения обзванивать.

Точку в разговоре поставил Рогов. С металлом в голосе:

— Так обзванивайте!

…Уже на улице, выйдя из помпезного здания АО «Энергия», Плахов вдруг улыбнулся:

— Слушай, Вась, а откуда ты про Шагала знаешь?.. Вот уж не думал, честно говоря, что ты в живописи разбираешься!..

— Темный ты человек, Игорёк! — притворно вздохнул Рогов. — Это же знаменитый художник, который «Черный квадрат» намалевал!.. Его Эрмитаж за миллион долларов купил. По телеку еще показывали. Эх, ты, тундра бескультурная!..

— А-а!.. — уважительно протянул Плахов. Правда, до этой минуты он был уверен, что «Черный квадрат» изобразил Пикассо, ой, тьфу ты, Малевич. Но Васе, наверное, виднее…

Черновая работа вдохновляла Жору Любимова примерно так же, как сортировка почты. Перелистывая подшитые ориентировки, он то и дело производил какие-то лишние движения — то в сто пятьдесят седьмой раз смотрел на часы, то вскакивал, измеряя шагами тесный кабинет. Его сосед Макс Виригин, наоборот, был полностью погружен в процесс — он перебирал бумаги, делая пометки на листке с таким видом, словно изучал свежий номер «Спорт-экспресса» и собирался сделать ставку на тотализаторе.

Изредка опера перебрасывались замечаниями.

Любимов в который раз оторвался от бумаг.

— У тебя что-нибудь есть?..

— Выписал два похожих. По двухтысячному году. Но никаких намеков на счетчики.

— У меня почти такая же картина.

Появление коллег внесло в разговор свежую струю. Любимов покосился на вновь прибывших:

— Какие люди! Ну и как там, «на земле»?..

Плахов шутку не оценил:

— Все вокруг цветет и пахнет…

— А мы тут завяли совсем. Как успехи?

— Как у сборной России по футболу.

Любимов решил конкретизировать вопрос:

— Этого, который дом обслуживает, «покололи»?

Плахов устало уселся за свой стол:

— Мимо кассы. На момент убийства он рвал зуб в поликлинике. Мы проверили и уже написали справку.

Рогов достал из папки листы со списком работников АО «Энергия».

— Похоже, теперь их всех придется шерстить.

Виригин подошел к коллеге, взял в руки список, слегка присвистнул:

— Пятьсот двадцать три человека! На год хватит… Это если все остальные дела забросить и надеяться, что новых не навалит.

— И это еще не все. Из них семнадцать в отпуске. Эх, хорошо бы кого-нибудь занесло на Кипр!.. — размечтался Вася и решительно добавил: — Если что, чур, я полечу!.. А еще девять человек на больничном. Две в декрете.

— Тех, что в декрете, оставим на сладкое, — встрял в разговор Любимов.

Плахов усмехнулся:

— Кстати, четверо вечером не отметились. Один из них Центральный район обслуживает. Какой-то Залыгин.

Любимов ожил:

— О… оставь-ка его нам с Максом.

Плахов взглянул на коллегу.

— С удовольствием. А еще один утром вышел, потом отзвонился, сказал, что заболел. Из Выборгского района.

В голосе Виригина послышалось сомнение:

— До Центрального далековато.

Любимов, которому ужасно надоело торчать в кабинете, воскликнул, как Ричард Третий, искавший коня:

— Да чего тут гадать!.. Надо клиентов делить.

Рогов, который, казалось, не обратил на это замечание никакого внимания, открыл ящик стола, достал личный стакан, взглянул на Плахова:

— Чай будешь?..

— И мне… — подхватил Любимов.

— А вы еще не заработали. И вообще: на вас чая не напасешься. Вечно я должен его покупать!.. Я не Ходорковский!

Отдирая нагар от сковороды, которую спалил накануне вечером ее благоверный, Лариса Залыгина рассеянно слушала музыку, несущуюся из приемника. В голове крутился отрывок из стихотворения (автора она не помнила): «Целый день стирает прачка, муж пошел за водкой, на крыльце сидит собачка с седенькой бородкой…»