Николай Леонов - Трудно украсть бога

Завидев меня, псина повернула свою лобастую голову, а я нащупал в кармане пиджака револьвер. Забираться на забор к своим подчиненным мне совершенно не хотелось. Псина двинулась в мою сторону и угрожающе зарычала. Я направил оружие в воздух – убивать ее мне почему-то не хотелось. В конце концов, она, как понимала, выполняла свой долг и не знала ничего о делах своего хозяина.

Выстрел оглушил собаку и, кажется, даже сидевших на заборе филеров. Псина поджала хвост и скрылась в кустах. Путь был свободен, и мы уже втроем, вместе со спустившимися бойцами, ринулись в погоню за довольно далеко умчавшимся Комовым.

Он проскочил между двумя домами, отделявшими его избу от огородов, за которыми виднелась полоса леса. Если ему удастся туда добраться, то нам уже не обойтись своими силами.

Быстро бежать в гору было непривычно. Давно мне этого делать не приходилось, наверное, со времен учебы, когда каждый мальчишка бегает как угорелый, к какому бы сословию он ни принадлежал. Я быстро отстал и наблюдал издали, как филеры нагоняют Комова и один из них, самый проворный, кидается ему в ноги. Второй навалился сверху и быстро скрутил беглеца. Тот даже пытался отбиваться, но безуспешно.

Я подошел, уже не спеша, чтобы не терять достоинство. Филеры с гордостью продемонстрировали мне найденное у задержанного оружие – револьвер, полностью заряженный и готовый к бою, и золотой медальон с одной из икон с девятью крупными жемчужинами. Один Бог знает, почему он не решился им воспользоваться, когда удирал от нас. Возможно, не слишком хорошо стрелял и, видя наше численное превосходство, решил не рисковать и не брать на душу такого тяжкого греха, как убийство или нападение на служителя закона.

Теперь присмиревший беглец сидел в траве и смотрел на меня взволнованно, но без явного страха, будто знал, что ему ничего серьезного не угрожает и что нет его вины в самом громком преступлении, случившемся за последние годы в нашей империи.

Пока мы гонялись по полям и лесам за Комовым, остальные наши коллеги успели обыскать дом и опросить соседей и родственников. У родственников обнаружилась еще часть похищенного и денег ассигнациями на сумму в 540 рублей. Это было уже неопровержимое доказательство участия в преступлении.

Об удачном задержании я телеграфировал в Казань и получил, кроме благодарственного ответа, сообщение о том, что записка к Ананию Комову, которая привела нас в это село, была написана рукой золотаря Максимова. Вот это была новость! Значит, и этот прохиндей попал в свои же сети! Теперь ему было не отвертеться от ответственности. Все его песни про то, что к заказу воровского инструмента его привлек Чайкин, угрожая расправой, теперь бесполезны.

Клубок наконец-то начал разматываться: Чайкин, Комов, Максимов и, возможно, сторож Захаров – вот кто были эти воры.

Но тем не менее оставались еще женщины, с которыми жил Чайкин и которые могли иметь к этому отношение. Ведь часть драгоценных уборов икон так и не была найдена. Все вместе составляло едва ли треть. И даже если учесть, что определенную часть воры могли успеть продать, тем не менее значительная часть добычи бесследно исчезла. Чутье подсказывало, что был кто-то еще… Кто-то, кого мы упустили. Возможно, единственный, кто смог бы сообщить точно, что стало с иконами…

Арестованный Комов ничего толкового не говорил, от всех обвинений отказывался. Утверждал, что ничего не знает, а Чайкина знает, но ни в каких делах с ними не участвовал. Одна надежда на очную ставку.

Я отправился с арестованным обратно в Казань, так же как это было и с Чайкиным. И в пути, как это часто со мной бывает, мне пришла в голову одна мысль. Если мне удастся ее осуществить, то, возможно, это прольет свет на судьбу святыни.

Со сторожем Захаровым, кажется, разобрались. Это заняло чуть ли не две недели постоянных поисков новых свидетелей, допросов и даже очных ставок, но теперь старик выбрался из той ямы, в которую его завели несколько слов одной маленькой девочки.

Действительно, подтвердилось, что его видели здоровающимся за руку с Чайкиным и Комовым во время их случайной встречи в центре города. Нашлись еще двое свидетелей, которые их опознали. Этого было более чем достаточно, чтобы арестовать Захарова.

Дед был так растерян, что мне стало его жаль. Допрос провели сразу же, но старик упорно запирался. Выглядело это так неприятно и ненатурально, что мне даже захотелось вмешаться. После того как официальный допрос был завершен и деда отвели в камеру, я обратился к Панфилову с просьбой о дозволении поговорить с подозреваемым с глазу на глаз.