Эд Макбейн - Покушение на леди

– Это одна из моих самых любимых книг. Вы ее читали?

– Да. Очень давно.

– Я прочла ее еще девочкой. – Она улыбнулась, потом перешла к делу: – Остались две стопы. Хорошо, что вы заглянули. Надо сделать новый заказ.

– Значит, вы продали четыре, правильно?

– Да.

– Кому – не помните?

– Я знаю, кому продала две стопы, насчет двух других не помню.

– И кому же?

– У меня есть постоянный клиент – молодой человек, который покупает не меньше стопы каждый месяц. Главным образом для него я и заказываю бумагу.

– Вы знаете его имя?

– Да. Филип Баннистер.

– Он живет в этом районе?

– Думаю, да. Он всегда одет так, словно на минутку вышел из дому. Однажды он пришел в шортах.

– В шортах? – с удивлением переспросил Хейз. – В этом районе?

– Люди есть люди, – напомнила она.

– Но вы не знаете, где он живет?

– Нет. Должно быть, где-то поблизости.

– Почему вы так думаете?

– Он часто приходит с полной сумкой продуктов. Я уверена, что он живет рядом.

– Проверим, – сказал Хейз. – Итак, увидимся в девять.

– В девять, – подтвердила Кристин. Она помолчала. – Мне... хочется, чтобы скорее наступил вечер.

– Мне тоже, – ответил он.

– До свидания.

– До свидания.

Когда он выходил, над дверью звякнул звонок.

Согласно телефонной книге, Филип Баннистер проживал на Десятой Южной улице, 1592. Хейз позвонил в участок, чтобы Карелла знал, куда он поехал, и отправился к Баннистеру.

Десятая Южная была типичной для этой части города улицей, где толпятся в тесноте многоквартирные дома без балконов. Поэтому в тот день площадки пожарных лестниц несли двойную нагрузку: здешние женщины забросили домашние дела, надели самое невесомое и расселись на площадках в надежде, что хоть слабенький ветерок проберется в это бетонное ущелье. Рядом с ними стояли приемники, в глубь квартир тянулись провода, и по улице лилась музыка. Женщины, кто подобрав платье выше колен, кто в купальнике, а кто и просто в комбинации, сидели, пили и обмахивались, пытаясь хоть как-то спастись от жары. Тут же стояли запотевшие кувшины с лимонадом, пивные банки, молочные бутылки с ледяной водой.

Хейз остановил машину у тротуара, выключил двигатель, отер лоб, вылез из своей маленькой духовки на колесах и попал в большую печь улицы. На нем были легкие брюки и открытая спортивная рубашка, тем не менее, он весь взмок. Он вдруг вспомнил Толстяка Доннера в турецких банях, и ему сразу стало прохладней.

Дом 1592 оказался уродливым серым зданием – между двумя такими же уродливыми и серыми собратьями. Поднимаясь по ступенькам к подъезду, Хейз прошел мимо двух молоденьких девушек, болтавших об Эдди Фишере. Одна из них не понимала, что он нашел в Дебби Рейнольдс; у нее-то фигура получше, чем у Дебби Рейнольдс, и в тот раз, когда она подкараулила Эдди у служебного входа, чтобы заполучить его автограф, он наверняка обратил на нее внимание. Хейз вошел в подъезд, искренне сожалея, что не стал певцом.

На маленькой белой табличке было аккуратно написано, что Филип Баннистер живет в квартире 21. Хейз смахнул пот с верхней губы и поднялся на второй этаж. Все двери на этаже были открыты в жалкой попытке вызвать сквозняк. Увы, на площадке стоял полный штиль. Дверь квартиры двадцать первой тоже была открыта. Откуда-то из глубины до Хейза донеслась трескотня машинки. Он постучал по дверному косяку.

– Есть кто-нибудь?

Машинка продолжала тарахтеть без умолку.

– Эй! Есть кто-нибудь?

Перестук клавишей резко оборвался.

– Кто там? – крикнул голос.

– Полиция, – сказал Хейз.

– Кто? – удивился голос.

– Полиция.

– Одну минуту.

Снова заработала машинка и, простучав в бешеном темпе еще минуты три, замолкла. Отодвинули стул, едва слышно прошлепали по полу босые ноги. Через кухню к входной двери вышел худощавый мужчина в майке и полосатых трусах. Он склонил голову набок, в его карих глазах плясали огоньки.

– Вы сказали – полиция? – спросил он.

– Да.

– Вряд ли вы по поводу деда – ведь он уже умер. Я знаю, что папаша прикладывался к спиртному, но неужто из-за этого у него были неприятности с полицией?

Хейз улыбнулся.

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Если, конечно, вы и есть Филип Баннистер.

– Он самый. А вы?

– Детектив Хейз из восемьдесят седьмого участка.

– Коп собственной персоной, – восхитился Баннистер. – Настоящий живой детектив. Так-так. Входите. В чем дело? Я слишком громко печатаю? Вам пожаловалась эта стерва?