Николай Свечин - Между Амуром и Невой

Злопамятный Баранов написал тенденциозное отношение к Плеве, в котором обвинял Благово в оказании помех градоначальнику при исправлении им своей ответственной должности. Владимир Константинович показал письмо своему вице-директору и затем молча выбросил его в корзину, не тратя времени на объяснения. И вот теперь Баранов — нижегородский губернатор!

Неопределенность положения сыщиков прошла очень быстро благодаря другому Дурново — Ивану Николаевичу. Приглашенный в товарищи министра из екатеринославских губернаторов графом Игнатьевым и сам уже подумывающий об отставке при новом министре, он неожиданно ловко смог сдружиться с Толстым. Войдя к нему в полное доверие, Дурново вскоре фактически стал управлять министерством, оставляя своему начальнику лишь самые важные либо ритуальные функции. Иван Николаевич, известный отзывчивым характером и доброй душой, симпатизировал Благово, да и умному Плеве требовались сильные работники. Нижегородцы остались в столице.

Павел Афанасьевич поселился в хорошей квартире в доме МВД на Театральной улице, с ватер-клозетом, казенными дровами и свечами. Он нанял кухарку и зажил так же по-холостяцки, как и в Нижнем. Завел еще рыжего кота, и назвал его попервоначалу Васькой. Но очень быстро кот отьелся, достиг пудового веса, сделался огромным, ленивым и солидным, как кондуктор сверхсрочной службы [16] Кондуктор — унтер-офицер военно-морского флота. , и его стали уважительно звать Василием Котофеевичем Кусако-Царапкиным. По вечерам рыжий любил сидеть у хозяина на коленях и урчать, как машина броненосца…

По происхождению своему статский советник был вхож в высший свет, воспитания отменного, должность занимал неплохую, поэтому в знакомствах недостатка не испытывал. Благово ведут свой род от князей Смоленских и Заболоцких. Афанасий Иванович Благой был воеводой в Березове в 1594 году при Федоре Иоанновиче, Борис Петрович — послом в Царьграде в 1584, Афанасий Федорович Благово — стольником самого патриарха Филарета, отца первого Романова. По свойству Благово не чужие Волконским, Новосильцевым, Баташевым и Арбеньевым. Как человек очень умный, Павел Афанасьевич сразу же вошел в Яхт-клубе в «кружок политиков», к мнению которого сильно прислушивались в Министерстве иностранных дел. Однако ни с кем особенно Благово не сближался, больше всего любил проводить время в общении с Лыковым, по воскресеньям читал «Отче наш», «Верую», «Достойно» и «Аминь» [17] Воскресные молитвы, читаемые по воскресеньям на кораблях русского военного флота. . Каждые полтора месяца ездил на два дня во Владимир, где вел курс в недавно созданной школе сыскных агентов. Да еще ловил рыбу летом в гатчинских прудах, возле самой царской резиденции, усиленно охраняющейся после известных событий. Туда скромного статского советника впускали по распоряжению генерала Черевина, нынешнего начальника личной охраны государя. Никто кроме них двоих не знал, что в 1875 году Черевин чуть не погиб на Нижегородской ярмарке, неосторожно отведав «малинки» в уголовном трактире Зотыкевича. Бесчувственного гостя положили в погребе на ледник, чтобы утопить, когда стемнеет. По счастью для него, вечером Благово ворвался в трактир с очередной облавой и спас незадачливого выпивоху, сделавшегося теперь близким другом государя.

Лыков, не имея в роду стольников и воевод, долго маялся в столице, привыкая к новой жизни. Все его раздражало: толкотня, бешеные цены, натянутые чиновные нравы. По ночам Алексею часто снились его конные прогулки за Казанской заставой, шлемовидные главки Благовещенского собора, милые рожи гордеевских головорезов. В холодной чопорной столице, где положение человека определяется либо капиталом, либо расположением министра, Лыкову было тошно. Только оказавшись в кадре Летучего отряда и занявшись знакомым делом, Алексей успокоился. Внутри отряда у него была специализация — убийства и вооруженные грабежи. Туда, где пахло жареным, Плеве высылал свою «особую артель», коей Алексей был важным и серьезным членом, и все обычно кончалось задержанием.

В конце 1882 года Алексей, забыв на время свою нижегородскую привязанность — Вареньку Нефедьеву, влюбился в Машеньку Коковцову. Она происходила из хорошей петербургской чиновной семьи среднего достатка. Отец девушки, военный инженер, умер десять лет назад; брат Владимир делал успешную карьеру в Главном тюремном управлении МВД. Когда Лыков в первый раз внедрялся в уголовный мир, именно Коковцов подобрал ему легенду; он же неосторожно и познакомил молодого отчаянного оперативника с сестрой. Машеньке еще не встречались такие ничего не боящиеся люди. Случилось то, что и должно было случиться, и на что карьерный бюрократ вовсе не рассчитывал. Титулярный советник, дворянин во втором колене, без капитала и протекции — такого зятя господин Коковцов себе не предполагал.