Фридрих Незнанский - Восемь трупов под килем

— Ну, вот, — облегченно вымолвил Лаврушин, и его физиономия приобрела более-менее устойчивое выражение. — Чего и требовалось доказать.

Судорожно вздохнула Ольга Андреевна, виновато посмотрела на Турецкого — дескать, ничего личного. Имеет она право после пережитого на маленькое торжество?

— Вы грамотно спрятали пистолет, Шорохов, — похвалил Турецкий.

— Под лагом, — объяснил Шорохов. — Лаг — это прибор для измерения скорости. Там хорошая емкость, о которой может знать только специалист.

— Послушайте, — дрогнувшим голосом сказал Робер, — мы ничего не видели, не знаем, нас тут не было… как это сказать… мы не в курсе… Мы уйдем и никому не скажем… — он заелозил задницей, отползая вместе с Николь.

— Не двигаться! — процедил Шорохов.

— Мэрд… — выругалась Николь. — И что теперь?

— Да, что теперь? — отчаянно взвизгнула Ирина Сергеевна, отрывая ладони от лица. — Какие же вы сволочи, господа!..

— Нужно говорить «вы звери, господа, вы звери», — пошутил из последних сил Феликс. — Вам бы это очень пошло, Ирина Сергеевна…

— Бред собачий, — выразила справедливое мнение Герда. — Только не говорите, что собираетесь нас всех перестрелять. Может, договоримся, Ольга Андреевна? Почему бы действительно не заключить полюбовное соглашение? Вы нас всех отпускаете, а мы держим рот на замке…

Трагические вздохи удавались Ольге Андреевне лучше всего. Она обвела печальным взором всю компанию.

— Мне кажется, это неизбежно, Оленька, — пробормотал Лаврушин. — Это нужно сделать, это вынужденная мера, иначе все просто теряет смысл…

Смертельно побледнел Шорохов. Действительно, одно дело — участвовать в убийстве одного или двух человек, и совсем другое — хладнокровно перестрелять шестерых. Но у них действительно нет другого выхода, и технически — нет препятствий. В обойме еще одиннадцать патронов…

— Вам придется доплатить, Ольга Андреевна… — пробормотал сведенными судорогой губами Шорохов.

— Доплатим, Сергей Викторович, — проглотил слюну Лаврушин.

— Троекратно…

— Хорошо…

Прогремел выстрел. Шорохов схватился за простреленную руку, выронил пистолет. Но быстро нагнулся, схватил его левой рукой. Второй выстрел встряхнул предрассветное пространство. Матрос рухнул навзничь — пуля угодила в сердце. Умер со сжатыми от боли зубами. Кровь хлынула из раны, залила куртку.

Закричал от страха Иван Максимович, подпрыгнул… и повалился — третья пуля угодила ему в голову. Ольга Андреевна медленно повернулась, зачарованно уставилась на мертвого мужа, под затылком у которого расползалась бурая лужа. Ее лицо сморщилось, изменилось до неузнаваемости, сделалось жалобным, вызывающим бездну сострадания. Не веря своим глазам, она уставилась вопросительно на Турецкого, как бы требуя подтверждения визуально полученной информации. Турецкий сочувственно пожал плечами, дескать, мне очень жаль, Ольга Андреевна, так хотелось, чтобы у вас все получилось…

Стрелок уже выбирался из-за ближайшей скалы. Манцевича сильно знобило, его можно было выжимать, плечо пиджака разорвано, глубокая царапина тянулась от виска до края рта, но пистолет с укороченным стволом в руке не дрожал. Он подошел, не опуская ствола. Люди потрясенно молчали. Ольга Андреевна приподнялась, ожидая выстрела. Но Манцевич не спешил нажимать на спусковой крючок. Ольга Андреевна облизнула пересохшие губы, обняла себя за плечи, попятилась. Она смотрела в дырочку ствола, как кролик на удава. Повернулась, стала выбираться из ямы, озираясь. Она тяжело дышала, шмыгала носом, слезы катились из глаз. Она не видела, что перед ней распахивается бездна — расщелина гораздо глубже, чем та, в которую угодил Глотов. Она отступала, а Манцевич шел за ней, не опуская пистолета. Наступил на руку Роберу — француз завизжал от боли, отдернул руку, стал зачем-то дуть на нее. Прошел мимо Турецкого, даже не покосился. Ольга Андреевна едва не оступилась — обнаружила провал, когда нога скользнула в пустоту. Посыпались камни, она упала на колено, удержалась. Манцевич картинно взвел курок.

— Может, не стоит, Альберт? — Турецкий покосился на «Беретту» у ног Шорохова.

— Хорошо, не буду, — подумав, согласился Манцевич, поиграл пистолетом и отвел ствол. С точки зрения Уголовного кодекса поступок был безупречен.

— Ольга Андреевна, прошу вас, спускайтесь, — предложил Турецкий. — Альберт не будет стрелять.

— Вы получите в районе двадцатки и умрете в тюрьме, — хмыкнул Манцевич.