Андрей Кивинов - Лазурный берег

Плахов с Роговым понимающе переглянулись. Вспомнили, как Жора Любимов ночевал на работе, потому что к жене на три дня нагрянула свояченица, а он ее голоса выносить не мог. Но то — одна-единственная несчастная свояченица…

— А работал где?

— В управлении культуры. Ведущим специалистом. — Вспомнил… Улитки! — Хлопнул себя по лбу Пастухов.

— Рекомендуешь? — спросит Василий.

Он решил, что Тимофей советует им поесть улиток, «мулей» так называемых, которых можно найти почти в любом кафе. Черная кастрюлька улиток, а к ним тарелка картошки-фри. Их все едят — потому, наверное, что это самое дешевое блюдо. Но выглядит уж больно неприятно…

— Пять штук, — пояснил Тимофей. — Было шесть, одна сдохла. В банке трехлитровой живут. На кухне. Бананами кормим, салатом…

— Р-раз!.. Р-раз!..

Егоров делал физзарядку. Настроение у него было отличное. Что с того, что пришлось вчера немножко сблевнуть после икры морского ежа?.. Зато есть что рассказать. А сколько впереди еще всего интересного!.. Устрицы, например. Билет на фестиваль непременно нужно достать. Троицкого взять. И ничего что в счет отпуска! В отпуск бы он на свои кровные досюда не долетел. Да, может, еще и пошутил генерал. Или забудет.

Плахов плескался в душе, Рогов сладко дрых на своей «складушке».

— Василий, подъем!.. — гаркнул Егоров. — На родине давно уже рабочий день!

Рогов лишь что-то промычал в ответ. Он не мог сейчас подняться — он считал во сне животных. Слонов, собак и улиток уже посчитал, но впереди еще были верблюды и кролики. Василий не мог бросить их неподсчитанными…

Егоров вышел на балкон, увидел спешащего по переулку агента Переса.

— Салют, камрад! — послал он бодрое приветствие.

Перес поднял глаза, поморщился. Что за бестолковый русский — орет на весь Лазурный берег из конспиративной квартиры.

Егоров потянулся, крякнул. В локоть вонзилась изрядная кактусовая колючка. Надо все же убрать отсюда растение…

Егоров изловчился, обхватил кактус снизу, перетащил его на тумбочку в комнате. Не очень удобно, конечно. Будешь царапаться по дороге в душ. Но можно перетащить на тумбочку в угол — туда, где спит Рогов… Вот так… Теперь Василий будет царапаться, но ладно: один, не все трое ведь…

Перес открыл дверь своим ключом. Плахов как раз вышел из ванной.

— Что, за Троицким двигаем? — такими словами встретил Анри Егоров.

Ему хотелось побыстрее покончить с этим хлопотливым делом, а уж потом спокойно заняться устрицами и Кристиной.

— Сожалею, но операция отменяется, — выдал вдруг агент Перес.

— Как это?! — опешил Егоров.

— Комиссар доложил в министерство о нашем плане, — пояснил агент. — Там категорически против.

О том, что комиссар сам мог перестраховаться и соответствующим образом повлиять на позицию министерства, Анри русским коллегам объяснять не стал. Лишняя для них информация.

— Что значит против? — нахмурился Плахов. — Почему?

Рогов открыл один глаз и недружелюбно глянул на агента. Он так и чуял, что будет подстава. Екарный граф. Открыл второй глаз и глянул еще недружелюбнее.

— Против участия французской полиции. А без нас вы не можете. Это не ваша юрисдикция, — терпеливо объяснял Перес. Ему самому не нравилось, что происходит, но…

— Зачем же вы тогда нас приглашали?

— Мы не знали, что фильм Троицкого представляет Францию.

— Францию?! Россию он представляет. Во всей красе! — подал голос с раскладушки Рогов.

— Его сопродюсер — француз. В титрах, оказывается, указано: «при участии Франции».

— Маленькими буковками?.. — язвил Плахов.

— Небольшими, — согласился Перес.

— Самыми малюсенькими. Вот такусенькими…

— Какая разница!.. — разозлился Перес. Его легко было вывести из себя. — Такусенек или не такусенек, все един! Формально!

— И вы, значит, решили не рисковать? — иронически прищурился Плахов.

— Фестиваль — наша визитная карточка, — сказал Анри Перес заученные слова. — От этого зависит престиж в мире…

— И доходы, — выступил Рогов со «складушки».

— И доходы тоже, — еле сдерживал себя агент. — Зачем нам проблемы из-за какого-то бандита?

Он чуть не добавил — «да еще русского». На душе у него было погано. Сам-то он был согласен с русскими коллегами. И не так уж он заботился о престиже: перетоптались бы, не лопнул бы престиж. Бандита важнее обезвредить. Но служебный долг заставлял его транслировать точку зрения комиссара и министерства. Кроме того, Анри что-то смущало в квартире. Что-то тут неуловимо изменилось… Но что именно?