Иэн Рэнкин: Крестики-нолики

Однако Джону Ребусу и без того хватало загадок: он уже пятнадцать лет служил в полиции, и все эти годы загадки сыпались на него, как из мешка. Пятнадцать лет!.. А похвастаться-то ему нечем, скорее уж следует себя пожалеть. Распавшийся брак да ни в чем не повинная дочь, вынужденная метаться между отцом и матерью. Прямо сказать, не густо. А Майкл тем временем счастливо жил с женой и двумя детьми в таком большом доме, о каком Ребус не мог и мечтать. Он с успехом выступал в гостиницах, клубах и театрах самых разных городов — от Ньюкасла до Уика. Порой он зарабатывал шестьсот фунтов за одно выступление. Возмутительно. Он ездил на дорогой машине, хорошо одевался и ни за что на свете не стал бы стоять под проливным дождем на кладбище в Файфе в самый пасмурный за многие годы апрельский день. Нет, для этого Майкл был слишком умен. И слишком глуп.

— Джон! Черт возьми, что случилось? То есть я, конечно, страшно рад тебя видеть! Почему ты не позвонил и не предупредил о своем приезде? Входи.

Ребус предполагал, что его ждет именно такой прием: удивление, смешанное со смущением, словно любое напоминание о родственниках, еще остававшихся в живых, причиняло боль. К тому же Ребус подметил словечко «предупредил» там, где достаточно было сказать «сообщил». Он был полицейским. Подобные вещи не ускользали от его внимания.

Майкл Ребус ринулся в гостиную и убавил громкость оглушительно оравшей стереосистемы. — Заходи, Джон! — крикнул он. — Выпить хочешь? Может, кофе? Или чего-нибудь покрепче? Какими судьбами?

Ребус сел так, точно находился в доме у постороннего человека, — по привычке напряженно выпрямив спину. Он принялся разглядывать обшитые панелями стены комнаты — очередное новшество — и вставленные в рамки фотографии своих племянников.

— Просто был тут неподалеку, — сказал он.

Майкл, наполнив стаканы и отойдя от домашнего бара, внезапно вспомнил — или прекрасно изобразил человека, только что вспомнившего — о чем-то:

— Ах, Джон, я совсем забыл! Почему ты мне не сказал? Черт подери, мне очень жаль, что я позабыл о папе!

— Но ты же гипнотизер, а не «человек-компьютер», правда? Давай сюда стакан, или он у тебя к рукам прирос?

С улыбкой выслушав оправдательный приговор, Майкл протянул брату стакан.

— Это твоя машина возле дома? — спросил Ребус, взяв виски. — Я имею в виду большой «БМВ».

Майкл, по-прежнему улыбаясь, кивнул.

— Черт возьми, да ты ни в чем себе не отказываешь!

— Не только себе, но и Крисси с детьми. За домом мы сооружаем пристройку. Там будет сауна или джакузи. Как раз сейчас это последний писк моды, и Крисси не терпится утереть нос соседям.

Ребус отпил глоток. Отличное шотландское солодовое виски. Комната была заставлена дорогими вещами, но все они как-то плохо сочетались между собой. Стеклянные безделушки, хрустальный графин на серебряном подносе, телевизор с видеомагнитофоном, непостижимо миниатюрная стереосистема, лампа из оникса. Посмотрев на лампу, Ребус поморщился: они с Роной подарили ее Майклу и Крисси на свадьбу. А теперь Крисси с ним не разговаривает. Что ж, это ее право.

— Кстати, а где Крисси?

— А-а, поехала по магазинам. У нее теперь своя машина. Дети еще в школе. На обратном пути она их заберет. Останешься пообедать?

Ребус пожал плечами.

— Если останешься, мы будем рады. — Тут Майкл явно покривил душой. — Ну а как дела в участке? По-прежнему хватаете кого попало?

— Кое-кого мы упускаем, зато им не удается прославиться. Кое-кого ловим — тем удается. В общем, все как обычно.

В комнате стоял удививший Ребуса сильный запах печеных яблок, точно в дешевой лавчонке. Майкл продолжал:

— Вся эта история с похищением девочек — просто кошмар.

Ребус кивнул.

— Да, — сказал он, — ты прав. Но мы пока не можем утверждать, что речь идет именно о похищении. До сих пор никто не попросил выкупа и не предъявил никаких других требований. Скорее всего, это обычный случай сексуального надругательства.

Майкл вскочил с кресла:

— Обычный?! Как можно называть такие ситуации «обычными»?

— Это просто терминология, которую мы употребляем, Мики, только и всего. — Ребус снова пожал плечами и допил виски.

— Но, Джон, — сказал Майкл, садясь, — у нас ведь с тобой тоже есть дочери. Ты так легко говоришь об этом деле, а мне о нем даже подумать страшно. — Он медленно покачал головой, выражая сим многозначительным жестом сочувствие чужому горю и одновременно облегчение от того, что до поры до времени это ужасное горе его не коснулось. — Страшно, — повторил он. — Подумать только, именно в Эдинбурге! Ведь даже представить себе невозможно, чтобы в Эдинбурге происходило нечто подобное, правда?