Ю Несбё - Пентаграмма

Луч справа от того, что заканчивался на площади Карла Бернера, указывал на Эншёвейен в районе Кампен. Харри объяснил, что здание, на которое приходится вершина луча, было построено в 1912 году, это была больница для туберкулезных больных — «чахоточный дом» его называли, — а позже его приспособили под общежитие: сначала для студентов кулинарного колледжа, через какое-то время для студентов медицинского колледжа, а сейчас — просто для студентов.

Вершина последнего луча попадала на узор из черных параллельных линий.

— Это ведь Центральный вокзал? — удивился Мёллер. — Ведь там никто не живет!

— Вы уверены? — Харри ткнул в маленький четырехугольник на карте.

— Наверное, депо…

— Нет, все верно, — сказал Волер. — Там действительно дом. Вы разве не замечали его, когда ездили на поезде? Такой странный кирпичный дом, даже с садом…

— Ты имеешь в виду виллу Валле, — догадался Эуне. — Дом станционного смотрителя. Да, я знаю. Думаю, там сейчас офисное здание.

Харри покачал головой и сказал, что он проверил, по этому адресу зарегистрирован один жилец — Олауг Сивертсен, пенсионерка.

— Но ни в общежитии, ни в этом доме пятого этажа нет, — заметил Харри.

— Вы думаете, это его остановит? — спросил Волер, обращаясь к Эуне.

Тот пожал плечами:

— Не думаю. Впрочем, рассматривая детали поведения на уровне индивида, мы ступаем на зыбкую почву догадок.

— Ну что ж, — сказал Волер, — будем исходить из того, что завтра он появится в общежитии. И лучше всего нам встретить его во всеоружии. Согласны?

Все за столом кивнули.

— Отлично, — продолжал он. — Я немедленно звоню Сиверту Фалькейду из отряда быстрого реагирования и начинаю прорабатывать подробности.

Харри увидел в его глазах огонек азарта. Он узнавал Тома Волера. Деятельность. Хватка. Самозабвение. Это и есть соль полицейской работы.

— Тогда мы с Беатой отправляемся на Швейгордс-гате, может быть, застанем хозяйку.

— Будьте осторожны, — повысил голос Мёллер, стараясь заглушить шарканье стульев. — Нельзя допустить утечки информации. Помните, что сказал Эуне: эти ребята любят крутиться возле следствия.

Солнце садилось. Столбик термометра поднимался.

Отто Танген повернулся на бок. Из-за ночной жары пот катил с него градом, но проснулся он не от этого.

Стоило потянуться за звонящим телефоном — и кровать угрожающе заскрипела. Сломалась она больше года назад. В тот раз Отто и Эуд Рита из булочной решили на ней покувыркаться, но неправильно расположились, не рассчитав, что кровать, возможно, была сделана так, что могла раскачиваться вдоль, но никак не поперек.

Эуд Рита была весом с пушинку, но в Отто той весной были все сто десять кило, и кровать с грохотом рухнула. Поскольку Эуд Рита была снизу, Отто пришлось везти ее в больницу — в Хёнефосс — с переломом ключицы. Эуд Рита была в ярости и пригрозила рассказать все Нильсу, своему сожителю и лучшему (и единственному) приятелю Отто.

Нильс в то время весил сто пятнадцать и был хорошо известен своим добродушным нравом. Отто смеялся до одышки, и с тех пор всякий раз, когда он заходил в булочную, Эуд Рита злобно смотрела на него исподлобья, что не могло не печалить Отто: все-таки та ночь была для него приятным воспоминанием. Последний раз, когда он занимался сексом.

— Студия «Гарри Кол», — прохрипел он в трубку.

Свою фирму он назвал в честь персонажа Джина Хэкмена в фильме, который во многом определил карьерный и жизненный путь Отто. Это был фильм Копполы «Разговор», снятый еще в 1974 году, — про специалиста по прослушке. Никто из узкого круга его знакомых не видел этого фильма. Сам он смотрел его тридцать восемь раз. В пятнадцать лет, узнав, какие возможности открывает нехитрая техника, он купил свой первый микрофон, чтобы подслушивать разговоры в родительской спальне, а на следующий день уже начал копить на первую камеру.

Теперь ему было тридцать пять, и у него были сотни микрофонов, двадцать четыре камеры и одиннадцатилетний сын от дамы, с которой он провел дождливую осеннюю ночь в своем микроавтобусе в Гейло. Он убедил ее назвать мальчика Джином. А насчет его самого она, не задумываясь, сказала, что он куда сильнее любит свои микрофоны.

Но ведь у него действительно отличная коллекция трубочных микрофонов «Нойман» 1950-х годов и направленных микрофонов «Оффскрин». Последние были специально изготовлены для военных видеокамер, за ними ему пришлось ездить в США и покупать из-под полы. Теперь-то их можно было без проблем заказать по Интернету. Ну а гордость коллекции составляли три российских шпионских микрофона — каждый не больше булавочной головки. Марки на них не было. Он достал их на выставке в Вене. Помимо этого, у Отто была профессиональная студия наблюдения. Таких в Норвегии было всего две. Поэтому время от времени к нему обращалась за помощью полиция, служба безопасности и даже пару раз — служба разведки Министерства обороны. Он с удовольствием работал бы с ними чаще. Ему уже надоело устанавливать камеры слежения в магазинчиках вроде «Севен-элевен» и «Видеоновы» и обучать персонал, у которого не хватало ума постичь всю утонченность наблюдения за ничего не подозревающими людьми. В этой области легче найти братьев по разуму в полиции и Министерстве обороны. Но обслуживание студии «Гарри Кол» стоило денег, и Отто все чаще приходилось слушать лекции о сокращении бюджета. Дешевле проникнуть в соседний дом или квартиру с собственным оборудованием — в этом они, разумеется, правы. Но иногда никаких других домов поблизости не было, или работа требовала качественного оборудования — тогда у «Гарри Кола» звонил телефон. Как сейчас.