— Да никогда в жизни! — сказал он вслух, садясь в машину.
Можно быть умницей, академиком, высочайшим профессионалом, а в нашей жизни разбираться скверно.
Он терпеливо ходил по длинным коридорам некогда родного учреждения, стучался во многие двери, не моргнув глазом, выслушивал оскорбительные замечания в свой адрес. Кончилось тем, что ему отказали в пропуске, пояснив, что это распоряжение Первого лица Большого дома.
В России всегда и во всем хотели быть первыми и лучшими. Есть сферы, где мы безусловные аутсайдеры, есть, где мы отстаем, но выглядим достойно, существуют даже такие области, где нас признают равными, мало, но такие области есть. Но в одном вопросе мы сегодня, безусловно, впереди всего цивилизованного и нецивилизованного мира. Ни в одной стране мира не умеют так быстро расставаться со своими лучшими специалистами, не способны в одну минуту из самых честных и преданных друзей сделать идейных и принципиальных противников.
В данном вопросе нам равных нет и в обозримом будущем не предвидится. Мы можем спать спокойно.
Через несколько месяцев Юрий Петрович Еланчук работал в маленькой коммерческой фирме, получал ежемесячно больше, чем Президент и спикер, вместе взятые, и разрабатывал операции по заказу людей, которые занимались наркобизнесом.
Еланчук сидел за простым канцелярским столом в своем скромном кабинете, дважды прослушал разговор Гурова с Байковым, выключил магнитофон, сцепил пальцы на затылке, недовольно взглянул на потолок, затем посмотрел на сидевшего напротив Отара.
— Мальчик, запомни, что я скажу, передай Валентино. Это дело следует закрыть и тихо уйти в сторону. У вас имеются отличные позиции, где противники — неумехи-второразрядники. Зачем вам связываться с гроссмейстером? Вам нужны деньги или вам слава Каспарова покоя не дает? Я когда узнал, что Гуров пришел в «Стоик» начальником службы безопасности, сразу сказал: от данного канала следует отказаться.
— Юрий Петрович, а вы знаете, сколько было вложено в осуществление вашей идеи? — спросил Отар. Он ненавидел бывшего гэбэшника и очень его боялся, так как за минувший год дважды на собственной шкуре испытал, какую огромную власть приобрел этот франтоватый и внешне несерьезный мужчина. — Мы потеряем не один миллион долларов.
— Меня это не касается, впрочем, как и тебя, — ответил Еланчук. — Главное, лучше потерять клок шерсти, чем ввязаться в драку с непредсказуемым финалом. Я предупредил Валентино, чтобы сворачивался. Вы убили бухгалтера, я снова сказал, вы похитили девочку. В самом зассанном туалете не кладут на пол, стараются попасть в толчок. Я слышу, — он постучал пальцем по магнитофону, — вы довели сыщика до бешенства… Я не работал с ним, но знаю о полковнике предостаточно. Такой противник мне, а уж вам и подавно не нужен.
— Но вы же слышали, Юрий Петрович, этот педераст не раскололся и ваш полковник отказался от него. — Отар перевел дух, спорить с разработчиком опасно, но идти к шефу тоже не дай бог. — Может, вы сами переговорите с Валентино?
— Я разработчик и советник, передай мой настоятельный совет. Изымите товар, верните девчонку и забудьте о фирме «Стоик».
— Они ничего не знают, а юриста мы ликвидируем, — Отар все еще пытался переубедить бывшего гэбэшника. — Ваш гениальный мент убрал прослушивание, но мы их слушаем и пишем.
Еланчук привычно улыбался, хотя еле сдерживался, чтобы не сорваться. Он поднялся из-за стола, легкой поступью прошелся по небольшому кабинету, сетуя на судьбу, которая постоянно подбрасывала ему недоумков. Теоретически связной был прав, а практически Еланчук чувствовал, что в данный момент разумнее отступить. Он знал несколько разработок, проведенных Гуровым, не был тщеславным и не хотел никому ничего доказывать. Как любой опытный игрок, он знал, что, если в партии с очень сильным противником тебе нравится твоя позиция, ты не верь глазам своим. И записанный на пленку разговор убогого Отара привел в восторг, а его, опытного агентуриста и разработчика, насторожил. Он не мог обнаружить причину настороженности, но, как животное чует опасность, ощущал: что-то в услышанном разговоре не так, где-то цепляют крючок. Где и в чем? Гуров не знал, что его слышат и пишут. А если не знал, но допускал такую возможность? Однако разыграть такой спектакль ни один оперативник не в силах. Да и к чему, с какой целью? И все равно от этой пленки пахнет дезой. Неожиданно он понял: озарение всегда бывает внезапным, сколько ни зови, ни жди — оно застает врасплох.
Читать дальше