Сергей Высоцкий - Пунктирная линия (журнальный вариант)

Мальчишка, занимавшийся живописью, с воплем радости исчез в соседнем дворе.

Его мать разговаривала по телефону.

Старушка продолжала читать газеты, а голодный черный кот, наверное, пытался вспомнить, как ловят мышей.

В квартире Звонарева все было без перемен.

Заместитель прокурора города Кулешов был знаком с Корниловым. Давно-давно, когда навещать винный магазин еще не считалось предосудительным, они столкнулись у прилавка. Разговорились. Выяснилось, что коньяк покупали к «случаю»: у обоих тот день был особым — праздновали юбилеи. Корнилов — пятидесятилетие. Кулешову исполнилось шестьдесят.

— Эх, работенка наша собачья! — посетовал Кулешов. — Всю жизнь торопимся и никогда не успеваем. Еще бы минут пятнадцать — и остались бы без выпивки! А ведь гости, наверное, уже собираются.

— Собираются, — ответил Корнилов, хотя никаких гостей он в тот день не приглашал. Тяжело болела мать — какой уж тут праздник! Но вдаваться в подробности ему не хотелось...

В кабинете у Кулешова стояла новая мебель. Стулья были очень неудобные. Высокие, жесткие и скрипучие. Даже у полковника, — с его-то ростом! — ноги едва доставали до пола. «Интересно, — подумал Игорь Васильевич, — он сам такие выбирал или бестолковый завхоз закупил первые попавшиеся?» Судя по тому, что кресла здесь и вовсе отсутствовали, можно было предположить хитрый умысел. Полковник представил себе, как неуютно чувствует себя в этом кабинете какой-нибудь коротышка-подследственный. Как ерзает он, пытаясь дотянуться ногами до пола.

Сам Виктор Петрович долго и тягуче поучал кого-то по телефону, как внимательно следует относиться к приему граждан.

— Эх, и народец у нас! — сказал он, положив трубку. Но вдаваться в подробности не стал. — Извини, что задержал.

— Пустяки! — отозвался Корнилов и улыбнулся. — А я вот сижу и гадаю: на чем ты сидишь?

Кулешов оживился.

— На таком же стуле, как и ты! Хороши стульчики, а? Это надо такое придумать! Я на фабрику звонил, пригрозил привлечь их за перерасход древесины. И что, ты думаешь, директор ответил? По статистике, говорит, рост человека увеличился на двадцать сантиметров. На акселератов, значит, работают. Но у своего стула я ножки укоротил. Пришел рано утром, принес лобзик и отпилил тайком, — он весело рассмеялся. — Только не подпиливать же все! — И без перехода спросил: — А ты с чем пожаловал?

...Внимательно, не перебивая, заместитель прокурора выслушал Корнилова. Долго рассматривал листочки с фамилиями. И по тому, как небрежно бросил их на стол, Игорь Васильевич понял: не убедили они Кулешова.

— А кроме подозрений и совпадений, есть конкретные факты?

— Я же о них сказал!

— Нет! Это фантазии. Интуиция — дело хорошее...

— Оставим в покое интуицию! — недовольно прервал заместителя прокурора Корнилов. — Поговорим о фактах... Да, их очень мало. Если говорить о прямых уликах — их и вовсе нет. Но основания для допроса и обыска есть! Предварительное следствие по делу Алексея Дмитриевича Бабушкина было проведено преступно небрежно. Цель? Выгородить истинных виновников. И сделал это Звонарев. Материалы предварительного следствия пропали.

— А каким образом журналист вышел на Звонарева? — перебил полковника Кулешов.

— Позвонил председателю совета ветеранов. Я выяснял, — Корнилов нахмурился. — Мы должны были подумать об этом раньше. Но ведь и в голову не пришло, что преступник — следователь!

— Да! — многозначительно сказал Кулешов. — С журналистом вы дали промашку...

— Наверное, ты прав. Но сейчас нельзя терять времени. Если мы проведем у Звонарева внезапный обыск, будут доказательства. Логика подсказывает...

— Игорь Васильевич, логика — оружие обоюдоострое. Мне, например, она подсказывает совсем другое.

— Что же, если не секрет?

Кулешов встал, достал из кармана сигареты, но не закурил, сказал тихо:

— Ты только не подумай, что я честь мундира защищаю. Слышал, наверное, как мы у себя со всякими подонками поступаем? Но тут другое дело. Ты во время блокады где был? — спросил он неожиданно.

— До осени сорок второго — в городе.

— Ну, а я воевал под Москвой, — сказал Кулешов. — Но и для меня блокадные годы — символ. Сам знаешь какой! Святое понятие. Сколько о том времени написано! И вдруг следователь прокуратуры, блокадник, покрывал мародеров, брал взятки! Честных людей посылал на расстрел!

— Да ведь кого только не было в Ленинграде! И шпионы ракеты пускали. И воры карточки крали, — спокойно сказал Корнилов. — В блокадном городе люди жили, а не святые.