Эрнст Сафонов: Сейф

Правда, тут, он, Чухлов, пожалуй, опять лишку хватил! Так рассуждать — молодым, стало быть, место только во втором эшелоне, за сутулыми стариковскими спинами... А если объективно — не молодые ли опора всему? И эти, что смотрят сейчас на него с маленьких паспортных фотокарточек, завтра, потеснив уставших и заменяя выбывших из строя по другим неумолимым причинам, надежно займут ключевые позиции в жизни. Здесь, в отчем краю, в иных районах нашей обширной страны — пути не заказаны, светлые головы и крепкие руки всюду требуются! Диалектика... Разве не так, ваше ворчливое степенство?

Так, так...

И лица на карточках — знакомые сплошь; если кого из ребятишек толком не помнит — их родителей-то, можно считать, со всех сторон знает.

Витька Сучков... Ишь, чуб начесал, глаза «со значением» прищурил! Чем не отец? В батьку своего, баяниста, форсистый, и достанется кому из девушек — ну, поди, тоже наплачется она!.. А может и так, конечно, быть: вывеской в папу, по уму — не сравнить. Дай-то бог!

А это сынок линотиписта типографии Горельцева. Всеволод, Севка... Стихи пишет, печатает их в районной газете, поэтом, возможно, станет.

С пышной косой через плечо — дочка первого секретаря райкома партии Игоря Николаевича, товарища Арбузова. Мама у нее красавица, и она такая ж — в мамку...

Длинноносый, смотрит в объектив прямо, дерзко, с усмешкой — это младший из большой семьи Урядниковых. Тоже Иван Иванович, как и отец его. А тот полный кавалер орденов Славы, лихой разведчик на фронте был, дорожным мастером работает. Восемь детей у него, парнишки ловкие, верткие, что в школьных спортивных соревнованиях, что подраться с кем иль в совхозный сад набег сделать... Отца, конечно, на вечер в Дом культуры не забыли позвать — почетный гражданин Доможилова!

А может ли он, Чухлов, в эти минуты сказать, что ждет его нынче вечером?

Ну, ладно... подписано — и с плеч долой! Так, что ли? Последний паспорт... Ого! Это что ж — у Фимки-буфетчицы такая взрослая дочь вымахала, шестнадцать ей? А глазищи-то грустные, никакой девичьей радости в них... Понять, наверно, можно. Как звать-то тебя? Ольга Максимовна. Так вот, Ольга Максимовна, мамочка, само собой, кормит тебя сладкими конфетами, в дорогие модные туфельки обувает, недавно для тебя золотой старинный перстень у пропившегося вдрызг портного Алика Воскресенского за бесценок приобрела, воспользовалась... а тебе, видишь, скучно, даже тошно. Глаза, недаром говорят, зеркало души... н-да... Помимо всего, надо думать, надоели тебе, Ольга, мамочкины... как бы поудобнее выразиться... гости-сожители, временные мужья! Один у вас в доме год живет, другой того меньше, третий вообще не больше недели, а уйдет — мамочка, смотришь, нового, прости меня, на неостывшее место за руку ведет. Сколько их было-то! И это неплохо, что грустишь, переживаешь — значит, не согласная с такой жизнью, что в родном дому наблюдается... А, Ольга Максимовна?

Набрал Чухлов номер телефона старшего инспектора Чернущенко:

— Миша! Да нет, не надо пока ко мне... Возле Китайцевой... ну, правильно — она, Фимка!.. возле нее очередной хахаль греется. Из местных родом, откуда-то из Средней Азии приехал. Хорошо, что знаешь... Такой ведь гренадер — будь-будь! Никаких сигналов на него не поступало? В райпотребсоюзе грузчиком? Но все-таки, Миша, включи его седьмым в свой списочек «моряков». Почему? Сдается мне, что я его как-то в тельняшке видел. Иду мимо — он дрова в Фимкииом дворе колет, полосатый, помню. Сейчас вдруг высветилось...

Только положил трубку — дежурный ему позвонил:

— Товарищ майор, пенсионер Куропаткин рвется к вам, спасу от него нет, кричит, что по важному вопросу.

Чухлов мысленно выругался: сто лет бы не видеть этого кляузного человека! И можно категорически отказать — пусть в установленные для посетителей часы приема приходит... Но вдруг Куропаткин что-то пронюхал, на этот раз полезным окажется? Сказал дежурному:

— Пропусти.

Здесь, в кабинете, сидя за привычным служебным столом, Чухлов всем своим существом, чуть ли даже не спиной чувствовал, ощущал, как возбужден поселок, какие повсюду разговоры об украденных на фабрике пятнадцати тысячах, сколько домыслов, шушуканья и — настороженное любопытство: а милиция что — надеется найти? Уже было несколько телефонных звонков — от приятелей да знакомых: вначале, как водится, о том о сем, а потом, конечно, обязательный, из-за чего и звонили, вопрос: ну как, что-нибудь уже вам известно? Он, сдерживаясь, отвечал каждому примерно в таком духе: «О чем волноваться, когда сам факт кражи был предусмотрен нами еще неделю назад...» — и бросал трубку.