Вадим Пеунов: Без права на помилование

Машине, мчавшейся со скоростью ста сорока километров, деться было некуда, разве что резко свернуть на полевую дорогу. Но ее, уперевшись блеклым лучом фары в бесконечное небо, перегородил мотоцикл. Его хозяева были где-то рядом, скрытые тьмою. Видимо, залегли с пистолетами в руках и выжидали, что предпримет Ходан.

Из двух вариантов он выбрал самый удобный для него: «Волга» серого цвета с номерными знаками 19-56, сбив короткий шлагбаум, врезалась в полуось одного из пульманов, груженных углем...

...Иван Иванович вместе с генералом приехал к месту происшествия минут через пятнадцать после случившегося.

Картина — не из приятных... Мотор оказался в кабине. Рулевая колонка пробила крышу. Ходана раздавило, словно его тело пропустили через огромную мясорубку, в которой не было ножа — только валик. Голова, как бы препарированная для анатомического музея, лежала в уголке на заднем сидении. Седые, кудреватые короткие волосы... Уши торчат... Глаза полузакрыты. Голова Гришки Ходана чем-то напоминала афинского мудреца Сократа, который приготовился пригубить кубок с ядом, да на мгновение задумался о смысле человеческого бытия. Только у древнегреческого ниспровергателя истин была роскошная борода, а Гришка Ходан свою в последний момент сбрил.

— Уж слишком удобная смерть для этого выродка, — не скрывая сожаления, сказал генерал. — Мгновенная, безболезненная. Десятые доли секунды сомнений, страха — и все.

Но Ивану Ивановичу было уже безразлично: главное — что Гришки Ходана не стало, а как это произошло — дело третье.

...И снова травматологическая поликлиника. Когда Иван Иванович приехал, Аннушка и Марина, предупрежденные Строкуном, были уже здесь. Марина сидела на белом табурете, словно поросшая зеленой вечностью-былью каменная баба-хранительница древнего Дикого поля — приазовских степей.

Аннушка, превратившись в согбенную, столетнюю старуху, рыдала, прикрыв лицо пухленькими ладошками.

Иван Иванович молча опустился рядом с Мариной на свободный стул.

Мимо сновали люди в белых халатах.

— Ваня, скажи им, что мы согласны на любой эксперимент, — вдруг взмолилась Аннушка, вцепившись в плечо мужа. — Ну что ты сидишь! Сходи к профессору, объясни ему!

Что можно было объяснить профессору?

— Они должны что-то сделать, — не очень уверенно согласилась с ней Марина, сидевшая истуканом на больничной табуретке. Она боялась пошевелиться, ей казалось, что каждое движение «здесь» отдается тяжелой болью «там», где был сейчас Саня.

«Нет! Нет! Этого не может быть! Это противоестественно!»

— Пусть соберут консилиум!

— Я знаю человека, которому из сердца извлекли пулю.

— Да, да, конечно...

Доверие к хирургу — всегда особенное, он — последняя надежда отчаявшихся. Но где-то есть предел человеческим возможностям, где-то кончаются наши знания, наше умение, где-то изменяет нам наша интуиция.

Саня был молод, он безгранично любил жизнь, верил в свою счастливую судьбу. Всегда куда-то спешил, вечно ему не хватало времени... Может быть, он инстинктивно чувствовал, как мало отвела ему судьба этого самого времени?..

Подельник — соучастник, проходящий по одному делу.

ППШ — пистолет-пулемет Шпагина — оружие времен Великой Отечественной войны.

Шинок — трактир (укр.).

Шибеник — сорвиголова (укр.).

Ливерщик — вор, действующий с помощью подбора ключей.

Дикое поле — старинное название Приазовских степей.

УИТУ — Управление исправительно-трудовых учреждений.

ИТК — исправительно-трудовая колония.

Дубликат — фальшивые документы.

Мокруха — убийство.

Вышка — высшая мера наказания.