Алексей Макеев - Смерть расписывается кровью

Юрий Ивченко нервно облизнул пересохшие губы. Он решился. Гурову Марадона верил. И уж если говоришь «А», то нужно говорить «Б».

Ко всему прочему, было сейчас Марадоне чуть ли не до слез досадно. Он ведь в любом случае пойдет нары задницей полировать, пусть Гуров и обеспечит ему кое-какие послабления на следствии и в суде. А конкуренты, отморозки с Грузинского Вала, получается, хапнут жирный куш? Ведь даже половина письма, оставшаяся в их руках, больших денег стоит! В их? А в чьих же еще? И Аркашку небось они грохнули, просто больше некому. Очень на них, беспредельщиков, похоже. Аркашку, значит, грохнули, а половинку письма отняли. Пусть уж лучше она ментам достанется, все не так обидно будет за проволоку идти.

– Вот что, господин полковник, – хриплым голосом произнес Ивченко и поднял взгляд на Гурова, – появилась тут у меня одна мыслишка. Но дайте слово, что чистосердечку по этому, как его, Осинцеву, примете. И Крола с Лысым прикроете.

– Слово даю, – немедленно откликнулся Лев. – Твердо обещаю помочь в пределах разумного. Обращаться ко мне можешь по имени-отчеству, Лев Иванович. А теперь пой, пташка. Но без вранья.

– Мы когда еще с Салмановым э-э… говорили, – явно волнуясь, начал Ивченко, – он, значит, поначалу хотел стрелку с племянничка своего перевести. Дескать, не скот Аркашка в краже виноват, а… Словом, есть такие. На Грузинском Валу засели, у них там книжный магазинчик имеется. Но магазинчик – это для вида только. А конкретно – типа штаб-квартиры. Это, мол, они письмо стащили. Если так, то поди его проверь! Вот только… Крокодил неуверенно так излагал, мы ему не поверили. Правильно не поверили, это он Аркашку, придурка, отмазать хотел. Но там, на Грузинском, вправду есть крутые такие ребята. Очень нам даже хорошо известные. Те еще волчары. Зубастые. Им только пальчик протяни, всю руку оттяпают. Могут и голову.

– Конкуренты ваши, надо понимать? – поинтересовался молчавший до сей поры Станислав. – Тоже антиквариат крышуют? И как уживаетесь?

– А? Н-ну… да. Типа конкуренты. – Лицо Ивченко перекосило злобной гримасой. – Появились они в Москве лет шесть тому назад, я как раз от хозяина откинулся тогда. Повели они себя сразу жестко и нагло. Интересуют их иконки, картины, бронза и серебро старинные, книжечки, которые до Наполеона напечатаны, и все такое прочее.

– Как и вас, – уточнил Гуров. – На одном поле играете, один огородик пашете. – Он смотрел на Ивченко пристально и немного насмешливо.

– Один, но… не совсем, – чуть неуверенно продолжил Марадона, чувствуя эту недоверчивую насмешку во взгляде Гурова. – Эти, с Грузинского, они конкретно больше всего вот на такие штуки западают. Типа, как мы у мужика отняли. У этого… Осинцева. На автографы. Прям зубищами вцепляются, почище любого питбуля.

Чувствовалось, что рассуждать на такие темы ему до сих пор тяжело и непривычно. И кой черт понес Юрия Сергеевича Ивченко крышевать торговлю столь специфическим товаром, как антиквариат? Что Марадоне спокойно не жилось? Ему бы не отрываться от родной и знакомой до слез измайловской группировки, оставаться смотрящим на Первомайском рынке, своим среди своих, крепким бригадиром с перспективами карьерного бандитского роста. Сшибал бы себе налоги с торгующего люда и жил в свое удовольствие. Так нет, самостоятельности захотелось! Нового поля деятельности и грандиозных свершений! Иного статуса и больших денег! Честолюбие, опять же, взыграло…

Рэкет, он, конечно, и есть рэкет, чай, не ядерная физика. Занятие это семи пядей во лбу не требует. Но все же желательно разбираться в товаре, торговлю которым рэкетируешь. Иначе неизбежны накладки.

Нет, за эти годы Марадона поднахватался кое-чего, умом его природа не обделила. Даже внешний лоск приобрел, и, когда пребывал в спокойном расположении духа, изъяснялся правильным русским языком, без матерка и фени. Знал, что такое «фолиант» и «инкунабула», «манускрипт» и «раритет». Понимал, что «автограф» – это не только когда Филя Киркоров свою фотографию восторженной поклоннице подпишет. Есть и другие автографы. Куда более ценные. Умел держаться так, что походил на вполне приличного человека. Затылок не брил, золотую цепь толщиной в палец на шее не таскал. Так сказать, типичный представитель пресловутого среднего класса, о котором нам все уши прожужжали. Надежда и опора новой России.

Однако в пиковых ситуациях упорно вылезала из-под благостной личины блатная рожа измайловского братка.