Алексей Макеев - Смерть расписывается кровью

Затравленный злобный взгляд, который Ивченко бросил на сыщиков, свидетельствовал: Лев не ошибся. Узнал Марадона оперов. А как не узнаешь, если это они брали его в подвале Пушкинского музея?!

– Свинья ты, Юрик, – печально сказал Гуров. – Гиена ты полосатая. Шакал ты шелудивый. Тогда, три с половиной года назад, суду не хватило улик, чтобы тебя посадить. И прекратили в отношении тебя дело за недоказанностью. В чем-то это наша со Станиславом недоработка, не спорю. Но кто не стал тебя топить, мало того, помог тебе отмазаться? Геннадий Вячеславович Салманов! Большой души человек, а? Был. Без его адвокатов ты сел бы, как миленький. И не за что-нибудь, не за кражу миниатюр, а за соучастие в убийстве охранника музея. А у тебя к тому моменту уже была ходка. И не по хулиганке жалкой, а по солидной статье. И если бы не Салманов… Рецидив тебе светил бы и восьмерка строгого режима минимально. Доходит, свиньища африканская? Словом, как ни посмотри, а Геннадий Вячеславович твой, Марадона, благодетель!

Последнюю фразу Гуров произнес с такой ядовитой иронией, что Станислав не выдержал и рассмеялся. Как же, благодетель! Просто не было у Салманова иного выхода, кроме как всеми силами выгораживать Юрия Ивченко и еще парочку его подельников. Иначе те утопили бы самого Геннадия Вячеславовича почище, чем Герасим собачку Му-му. Пузырей бы на воде не осталось. Салманов из свидетеля моментально превратился бы в подсудимого.

На Кролика каждое упоминание Гуровым фамилии Салманова действовало буквально как укол шилом в зад. Его прямо-таки подбрасывало на месте, а в красноватых глазах плескался откровенный страх. Контролировать себя он совершенно не умел.

– Да-а, большой души был человек Геннадий Вячеславович, земля ему прахом. То есть пухом. И как же у тебя хватило совести, Юра, – все более тихо и грустно продолжал Гуров, – из благодетеля его большую душу вытрясти?

Лев вдруг изо всех сил хрястнул кулаком по столу:

– Ты зачем Салманова замучил, урод?! Чего ты добивался от Крокодила?!

Ивченко дернулся, как от удара током, однако промолчал, только губу до крови закусил. Но психическая атака, мастерски проведенная Гуровым, все же возымела успех. Порвалось слабое звено. Не выдержал Кролик, ни умом, ни волей не отличавшийся. Он решил, что ментам известно все!

– Мы ж с Марадоной не хотели! – взвыл красноглазый бандит. – Мы ж не знали, что Салманов задохлик такой! Он же нас кинул, а мы…

Но в это мгновение на Кролика с хриплым воплем: «Идиот долбаный!» – яростно кинулся Юрий. Доберись Ивченко до красноглазого, туго пришлось бы Кролику! Но Крячко успел подставить ногу, и в который раз за последние полчаса Марадона оказался на полу. Еще через минуту тяжело дышащий, багроволицый Ивченко вновь оказался на стуле под прицелом гуровского «штайра».

– Это можно как чистосердечное признание рассматривать, как считаешь? – весело спросил у Станислава Гуров. – Значит, они, голубчики, и уконтрапупили господина Салманова.

– Ни фига вы этого не докажете, – мрачно заявил пришедший в себя Марадона. – Мало ли что этот придурок тут орал. Не трогал я Салманова. На кой леший мне было его мучить?

– Это мы сейчас и выясним, – ничего хорошего не сулящим тоном пообещал Гуров. – Хоть некоторые предположения у меня уже имеются.

Тут в содержательную беседу вступил Станислав Васильевич Крячко. Пора было выложить на стол один из старших козырей.

– Знаешь, Лев, – доверительно сказал он, – на нашем старом знакомце еще одна мокруха висит. Стопроцентно доказуемая. Потому как словесный портрет одного из бандитов, порезавших Осинцева, детально совпадает с внешностью Юрия Ивченко. Протокол допроса Осинцева, кстати, у меня. Дайка я его Марадоне зачитаю. Ручаюсь: заслушается!

– Какой еще Осинцев? – вскинул голову Юрий. – Какой, к чертям, протокол? Что вы на меня вешаете, менты позорные?!

– Тот самый Осинцев, – холодно отозвался Станислав. – Который привез в Москву письмо Михаила Юрьевича Лермонтова. А ты с подручными это письмо у него отнял. Самого же Осинцева ткнул дважды ножом в бок. Ладно, я в чтецы-декламаторы для бандитов не нанимался. Но… Вот его показания вчерашние, оформленные протоколом, посмотри. Нет, в руки тебе я протокол не дам.

– Так он что? Жив?! – лицо Марадоны сделалось серым, словно мокрая штукатурка, челюсть отвисла. – Врешь, начальник! Не может такого быть…

Гуров и Крячко одновременно жестко усмехнулись. Станислав еще раз поднес листочки мелко исписанной бумаги к лицу Ивченко: