Татьяна Тронина - Та, кто приходит незваной

– Медовуха. Будешь?

– Буду немного. Пожалуйста, мне пирог с семгой, – обернулась она к официанту.

– А говорила, не голодная, еще где-то посидеть успела.

– Нет, там я только чай пила, есть я тогда не хотела…

– С кем ты чай пила? – Вера подперла щеку кулаком, приготовившись слушать.

…Вера – десятью годами старше Лили. Писательница. Творила под псевдонимом Ганна Борн.

Невысокая, полноватая, с седыми уже волосами (Вера их не красила, поскольку считала, что натуральная седина – это стильно, выделяет женщину из толпы). С темной выпуклой родинкой на щеке, неподалеку от носа, напоминающей формой и размером крупную изюминку. Вполне себе обычное кожное образование… Но всякий, кто разговаривал с Верой, неизменно таращился на эту родинку.

Вера свою родинку тоже уважала (как и естественную седину) и удалять не собиралась, считая буквально второй своей «изюминкой».

С точки зрения Лили, ее старшая подруга выглядела вполне милой и симпатичной женщиной, и даже пегая седина Веру не особенно портила. Но вот эта дурацкая родинка! Она слишком бросалась в глаза, навязчиво привлекала к себе внимание, она затмевала саму Веру, она даже мешала иногда слушать Веру…

– Чащин позвал меня, – не сразу сбросив с себя «родинковый гипноз», сообщила Лиля.

– Чащин? О, поздравляю! – обрадовалась Вера. – Ты всегда мечтала опять работать с ним. Что-то стоящее?

– Пока трудно сказать, – кусая губы, призналась Лиля. – Он мне пару подыскал, еще одного сценариста. Вернее, это театральный драматург… Чащин заявил – мы с соавтором должны объединиться и создать гениальный сюжет. Но, мне кажется, ничего не выйдет. Мой новый партнер неплохой мужик, вот только у меня к нему какое-то отторжение возникло, на уровне флюидов. И даже жалко его… Чащин намекнул, что тот от безденежья в сценаристы подался. Вот ведь подведу этого дядьку, если откажусь от совместной работы…

– Как интересно! – Вера чокнулась с Лилей рюмками. – Ну, за встречу. Погода жуткая, хандра, все из рук валится… В магазин сходить лень, готовить лень, все лень. А тоже хочется немного веселья, побыть на людях… Распопов куда-то пропал с утра еще. Вот я и засела тут, в кафе. Да кто он, твой загадочный драматург?

– Какой-то Лазарев.

– Минутку, – Вера откусила кусок от пирога, обстоятельно прожевала, проглотила. – Его не Женькой зовут, случаем?

– Да. М-м, а вкусные тут пироги, не хуже домашних…

– Лиля, да я его знаю, наверное… Тощий, носатый, еще сорока нет?

– Он самый.

– Господи, это же наш Женька! – расплылась в улыбке Вера. – Мы на одном курсе с ним учились, в Литинституте, только я на отделении прозы, а он – на драматургии. Отличный парень, его все любили. Золото, а не человек. Самый молодой был у нас на курсе. Как же он мог тебе не понравиться? – возмутилась подруга.

– Верунчик, я не знаю. Вот такая антипатия вдруг возникла… но я ничуть не сомневаюсь, что он хороший человек, нет!

– Он талантище. Нет, он гений. Я читала его пьесы… Потом, правда, после института, мы редко с ним пересекались, но я слышала, что его пьесы ставили в известных театрах… Куча театральных премий… И с чего ты взяла, что он нищий? – удивилась Вера.

Подруга столь горячо защищала Лазарева, что Лиля даже перестала обращать внимание на ее родинку. Обычно Верунчик была остра на язычок, язвительна, подмечала все недостатки окружающих и любила посплетничать, во всех коллегах видела соперников… А тут с такой приязнью вдруг принялась расхваливать бывшего однокурсника… Дорогого стоит Верино уважение!

– С чего взяла? Не знаю, – растерялась Лиля. – Кажется, Чащин упомянул это вчера, когда мы с ним по телефону говорили. Обмолвился, что Лазареву тянуть семью приходится на себе, жену и ребенка. Или я не так поняла Германа?

– Лилька, дурочка, ты не поняла. Погугли потом, в Интернете, про Женьку. Нет, он не богач, в нашем пишущем мире богачей – единицы, но он никак и не нищ. Да, за сценарии больше платят… Но он не от нищеты, думаю, в кинематограф подался. Лазарев – из очень хорошей семьи. Это не Чащин Женьке, а Женька Чащину одолжение сделал. Господи, Лилька, ты тут носом вертишь, а на самом деле это тебе за свое место держаться нужно, а не Женьке Лазареву.

– Да? Не знала. Я ужасная дура. Вполне в моем духе… – смущенно улыбнулась Лиля. – Только я могу так облажаться, ты знаешь.

– Ладно, не переживай. Все у вас получится. Женька классный. У него жена, кстати, актриса в детском театре, я ее видела. Красотуля. Очень миленькая. Маленькая, деликатная, тонкая во всех смыслах… Травести.