Галина Вязовцева - Девочка-ромашка

Та краснела, но его руку не убирала. Молодая женщина принимала ухаживания Никитина, потому что он ей нравился. Да, у него тяжело больная жена, но они же ничего вольного не допускают!

Коля провожает её до дома, и ничего в этом плохого нет. Наташа жила вдвоём с дочкой, с мужем они разошлись давно и молодая женщина о новом замужестве пока не помышляла. Не сложилось как-то.

Каждого, кто делал шаг в её сторону, она оценивала критически и почти всегда приходила к выводу, что это не её человек. А вот Николай… за него она с удовольствием пошла бы замуж. Но она не позволит себе уводить мужа от больной жены.

На чужом несчастье своего счастья не наживёшь, это она точно знает. Всё должно быть не только по любви, но и по совести. Чтобы потом спалось спокойно, и не проклинал никто. По-другому – никак.

Люба теперь была уверена, муж ей изменяет. А как по-другому думать? У них давно не было никаких сексуальных отношений, а зная, как часто Николай требовал ласк и удовлетворения своих желаний, можно даже не гадать.

Теперь Люба тихо ненавидела мужа. Временами хотелось его отравить, потому что руками задушить ненавистного мужа, у неё не получится. Нет у неё силы в руках, чтобы сделать это. И в тюрьму её никто не посадит.

Кому там, в тюрьме, полусгнившая баба нужна! Теперь для неё самым лучшим отдыхом были мечты, как её Коленька будет корчиться в муках, умирая. За детей Люба была абсолютно спокойна.

Мать Любина Зою и Павлика не бросит, до ума точно доведёт, родители у Любы не старые, у них хватит времени детей воспитать. Люба подолгу разговаривала с дочкой, внушая ей, что мачеха – это самое злое существо в мире.

Вот, она, Люба умрёт, папка домой приведёт новую жену, а та будет издеваться над бедными детьми. Случалось, что такими словами Люба иногда доводила Зою до истерики и та срывалась на крик.

Вечером, когда Никитин возвращался с работы, девочка кидалась на отца и кричала, что никогда не полюбит его новую жену. И никогда её мамой называть не станет. И будет всё делать ей назло.

Николай втягивал голову в плечи и укоризненно смотрел на жену.

–Люба, чему ты дочку учишь!

Жена вскидывала голову и ненавидяще смотрела на мужа.

–Ничему я её не учу. Она сама не маленькая и всё понимает. Она тоже видит, что ты себе кого-то завёл! Вот, умру я…

–Но ты же не умерла!

–Ага, ты смерти моей ждёшь-не дождёшься! Недолго ждать осталось, развяжу я тебе руки, освобожу от своего присутствия.

И начинался кошмар. Плакала Зоя, кидаясь от матери к отцу, голосила тёща, пытаясь унять дочь, нервно махала Николаю рукой, чтобы тот поскорее скрывался с глаз, чтобы не раздражать Любу.

Когда приходила пора ложиться спать, Николай тяжело вздыхал. Он устал от такой жизни, его тошнило от спёртого запаха в комнате, Любины ночные стоны и вздохи наждаком скоблили по его сердцу.

Любу было жалко, но помочь он ей ничем не мог. Если только лечь рядом с ней и умереть одновременно. Наверное, Люба этому была бы рада, но такому положению дел был бы не рад сам Никитин.

Он должен жить, потому что у него двое детей и оставлять их сиротами – самое распоследнее дело. Жениться Никитин не собирается. Пока. Но при мысли о Наташе у Николая теплело внутри и хотелось жить.

Больше всех страдала Любина мать. Валентина Петровна почти всё время теперь проводила в доме Никитиных. Мать готовила обеды, потом просила Любу не обижаться, пока она сбегает домой и отнесёт отцу еду.

В последнее время Люба не выходила из дома, ей было трудно спускаться по ступенькам, а про то, чтобы подняться по ним обратно, и вовсе речи быть не могло. Как-то днём, когда они остались с матерью вдвоём, Люба присела на кухне.

Мама готовила борщ, от запаха капусты Любу сильно мутило, но она сама попросила кисленького борща. Люба сначала сидела молча, изредка вздыхала, а мать радовалась тому, что дочка молчит.

Потому что ничего хорошего дочка сказать не могла. И никто не осудит её за это. Страшно, когда знаешь, что скоро умрёшь, а ничего поделать с этим не можешь. А от этого становится ещё тяжелее.

Где-то в глубине души ещё слабым огоньком теплится надежда, что вот-вот придёт избавление от тяжкого недуга. Что вот-вот… ещё чуть-чуть… Но Любе с каждым днём становилось всё хуже.

Валентина Петровна за эти полгода резко сдала. Нет большего горя, чем смерть своего чада, которое угасает на твоих глазах, и ты в этой беде не помощник. А горя прибудет вдвойне, детки после Любы останутся.

Спора нет, у них отец есть, но кто его знает, как Николай поведёт себя после смерти жены. А вдруг, и правда, женится? А скорее всего, что непременно женится. Ему и сорока нет, что он жизнь вдовцом проживать должен?