Тати - Очки для сердца

Такси останавливается напротив небольшой фотостудии. Медленно открывается дверца. Сначала показываются черные сапоги, за ними – красивая ножка, обтянутая в черные колготки в очень мелкую сеточку. Небольшое колебание – и вот за первой ножкой на тротуар становится вторая. На девушке черный плащ почти до самой земли. На секунду ветер подхватывает подол её плаща и немного обнажает ногу. Нет, не колготки – чулки.

При близком рассмотрении ей около двадцати лет, может, немного меньше. Лицо симпатичное, но сильно перемазано косметикой, от чего она кажется старше. Намного старше. Косметика неброская – серебристые тени и розовые губы. Но глаза резко очерчены чёрным. Настоящая Клеопатра. Уголки глаз подведены прямо до самых бровей, всё остальное – серебристо-серое с толикой розового. Губки – бантиком, немного блеска – только чтобы подчеркнуть настоящий розовый цвет. Скулы бледно-розовые – то ли от косметики, то ли от холодного ветра. Хотя, может быть, от страха, что полыхает в глазах. Складывается впечатление, что девушка не хочет быть узнанной. Она озирается по сторонам, немного неуверенно ступает к двери, набирает воздуха в легкие и, открывая дверь, исчезает в здании. Такси, не глуша мотор, остается на месте.

Минут двадцать ничего не меняется. На улице почти никого нет. Кому хочется в такую погоду выходить из теплого дома? Ветер, набирая силу, дует чуть ли не со всех сторон, поднимая кучу сухих почерневших листьев. Запах бензина расходится по всей улице, напоминая, что таксист так и не заглушил двигатель.

В этой картине что-то не так. Всё как-то неправильно.

Но вот дверь фотостудии неожиданно открывается. Девушка, та самая, в черных чулках и пальто, вылетает из-за дверей, поправляя волосы. Глаза – сапфиры. Губки – бантиком. С бледными щеками, но огромной улыбкой девушка подлетает к машине, открывает дверь и садится внутрь. Такси не спеша отъезжает от здания и теряется вдали.

Через несколько секунд дверь в здании открывается опять. Из-за дверей показывается парень лет тридцати. Он, поправляя шапку, смотрит вдаль. Немного нервно проводит рукой по длинным волосам, опираясь на дверь фотостудии. Парень долго смотрит на дорогу, а потом уголки его губ начинают приподниматься. Если бы девушка не уехала так быстро, то увидела бы его замечательную улыбку. Парень стоит около дверей ещё какое-то время, думая о своём, пока ветер не загоняет его внутрь здания.

На улице снова никого нет, только чёрные листья летают от здания к зданию.

Мои родители с гордостью могут сказать, что слово семья – это о них. Короче говоря, у меня две сестры и два брата. Мне было три года, когда мы приехали в Америку, штат Южная Каролина.

Старший брат Макс на десять лет старше меня. Кейти – на девять. Потом я. Уже в Америке у меня появились братик и сестренка в один день – Эндрю и Эрика. Они младше меня на семь лет. Добавить папу и маму – итого нас семеро.

У нас много родственников – и двоюродных, и троюродных, и всякой-разной далекой родни по папиной и маминой линии. Тётки, дядьки, бабушки и дедушки. Некоторые родственники приехали в Америку после нас, и многие из них были намного старше моих родителей, поэтому не все понимают английский язык. В общем, нас много, и иногда бывает очень весело.

Я привыкла к шуму. У нас дома всегда что-то происходит. Кто старше – пререкается, кто младше – дерутся. Одна я ни туда ни сюда. Почти всегда я читаю книги в наушниках, сижу с тихой музыкой, заглушающей шум – так спокойнее, интереснее. Представьте: сидишь на диване с книгой, в которой летит Всадник без головы или тихо ступает Дикая охота короля Стаха, а в ушах у тебя индийская музыка (кажется – вот сейчас из кувшина выйдет змея), или, например, капает дождь, скрипка пиликает, а рядом надрывается саксофон. В общем, прикольно.

Благодаря родителям я знаю английский и русский языки. Помню, в детстве мама всё время читала нам сказки, а мы сидели развесив уши и слушали. Когда родились Эндрю и Эрика, то уже не только мама, но и Кейти читала нам сказки. Когда я стала чуть постарше, то в школе подружилась с эмигрантами. Мне было интересно слушать их речь.

Родители у нас строгие – могут наказать. Почти никогда не кричат, только ремень свистит. Папа по профессии столяр, мама – швея. С чистой совестью могу сказать, что я выросла в христианской семье. Мой отец – помощник пастыря. Нам, детям, почти всегда запрещалось что-то делать. То то нельзя, то это. По идее, мы должны были быть детками-паиньками, но, как обычно, получается как всегда, а не так, как хочется.